Кто ты, Эрна?

— В каких комнатах они живут! — восхищался папа. — Исторический центр, старые дворы, старые дома, коммуналки. В них ремонта лет сто не было и постоянно трубы прорывает. Паркет от этого разбухает, кочками получается, половики рвёт. На общей кухне они готовят плов в тазах, стирают на стиральной доске. Трут, трут вещи. Всё вручную. Это обычные посудомойки и повара. Шеф-повар и директор — не узбеки, калмыки. В общем, из нашей местности. Сделали заказ на речную, на хищников, на сома. Надо мне расширять связи с рыболовами. В общем, ресторан у них в нашем стиле.

— Это в каком это нашем? — удивилась мама.

— Ну там, хижина, сети, ветер-суховей… Как на нашей рыбалке!

(Замечу тут, что при ветре клёв лучше, чем сильнее ветер на реке, тем лучше клюёт.)

— Ветер суховей, — продолжал папа, — ну там такие картины на стенах, степь, река. Старик… И оборвыш-внучёк, помощник, ялик. — Ну, в общем, отличное место. — Папа проглотил последний фаршированный баклажан и добавил совсем другим скучным голосом: — Остальное всё так же. Откаты. Но мы привычные. Не падает выручка, и слава тебе лапти, не до жира теперь. Но! — папа оживился: — с ресторанам будем работать напрямую!

Ещё поговорили о том-о сём. Я лёг на диванчик. Я на нём сплю вообще-то. И сидел за столом я тоже на этом диванчике. И теперь лёг. Я знал, мама сейчас всё папе расскажет. Когда бутылка вина перекочевала со стола на пол, я понял: сейчас, за мороженым, начнётся. Мама обожала мороженое. Ну и папа, как мама. Папа всё делал, как мама, старался всегда ей угодить, если ругались, сгладить перебранку.

Я мороженое не любил. Они меня и не будили. Они знали, что я устал, что у меня танцы и футбик по субботам. Но я не спал, а почти спал, засыпал то есть.

И вот под звон ложечек о стекло креманок, начался такой разговор. Я сразу забыл, что хотел спать.

— Записала передачу-то? — спросил папа.

— Нет. — сказала мама.

— Ну-ууу. Тогда рассказывай. — папа был доволен, он был счастлив. А то как же! Привёз домой деньги. Ещё на карточку что-то ему должно было упасть.

— Артёма вырезали, — сказала мама.

— Вроде он живой, — стал хихикать папа. Он, наверное, всё понял, но придуривался, не хотел даже слушать о неприятностях в этот тёплый весенний день.

— Его вырезали из передачи по ти-ви.

— Что? Не показали? — папа уже не хихикал.

— Показали издалека. А в интервью — помнишь, они записывали интервью? — не показали. Артём говорит, перетасовали вопросы и ответы. Вопросы, на которые он отвечал, убрали, или… нет… — мама запнулась, — убрали его ответы.

— Странно, — сказал папа. — Вы так ждали это интервью. А родители смотрели? — это папа имел в виду моих бабушку и дедушку.

— Не знаю! — всхлипнула мама. — Наверное. Мы их предупредили. — И разрыдалась.

— Я и смотрю: Артём тихий, грустный, я думал, устал.

— Я ему вообще запретила на эти танцы ходить. Я пошла конечно же разбираться.

— В телецентр?

— Нет. К их блондиночке, танцорше?

— И что она?

— Сама не поймёт, что произошло. Сказала, что её подруга на телевидении — Марина…

— Марина? — переспросил папа резко и испуганно.

— Ну да. Какая-то там Марина. Она снимала отчётный концерт. Она может быть и монтировала передачу. Ну в общем их эта блондиночка так мне сказала. Обещала узнать у этой Марины. Эта Марина их и пригласила на передачу. «Тип-топ» с её подачи в плане стояли, больше года, — так их руководительница сказала. Симпатичная она. Тёма говорит: рок-н-рольщица…

— Да? Интересно…

— Да что тебе интересно? Что тебе интересно? — мама опять стала плакать. Плакать и сморкаться.

Когда она отсморкала все сопли на свете и пролила все на свете слёзы, папа вдруг сказал:

— Фамилию Марины знаешь?

— У неё ещё в титрах псевдоним такой странный. Она в титрах Эрна. Да! Какая-то Эрна. Я обратила внимание на титры, и фамилия, фамилия странная. То же какая-то искусственная, ненастоящая. Что-то вроде лекарства… забыла.

— Габриэль?

—Точняк!

Я чуть не взбрыкнул на своём диванчике. Точняк! Я не могу! Точняк! Ну и мама!

— А я смотрю: что-то на «эль» заканчивается… Ты её знаешь?

— Знаю, — папа произнёс это страшно и даже глухо. — Это не псевдоним. Её старая фамилия Гаврилова. А сейчас она Габриэль. Если по-русски, то Гаврилова так и будет.

— Очередная твоя ошибка молодости? — мама спросила без всякой издёвки. Все в городе знали, что папа был одно время звездой города, в смысле красавчиком.

— Ошибка, — усмехнулся папа. — Если бы, — папа больше не радовался. Я бы всё отдал, чтобы посмотреть на него. Я вообще люблю наблюдать за папой. Всё-таки мы очень похожи. Часто я смотрю на него и думаю: неужели через двадцать семь лет я стану таким же?! Не может быть. Но что-то в душе мне подсказывает: может, ещё похуже будешь выглядеть.

В большой комнате висела страшная тишина. Я ощущал её своим ухом, и головой естественно — только эти части и торчали из-под пледа. Я мёрз. Всё-таки ночи у нас в апреле ещё холодные…

— Дай сигареты! — сказал папа.

— Ты же бросил! Не дам.

— Ну дай хоть электронку.

И родители задымили электронными сигаретами, обволакивая меня странными запахами папиных воспоминаний.

— Так кто она, эта Эрна Габриэль?