Кто ты, Эрна?

Я прикинулся «шлангом». Пожал плечами для большей достоверности:

— Не знаю.

— И я тоже не знаю, — Серый по-прежнему был хмур и сер. — Может там что-то с изображением. Пойми ты! Марина сказала на телевидении так всегда: всё вырезается, всё загоняется во временной что-то там.

— Отрезок, — подсказал я.

— Не знаю. Света не виновата. Она душу в наш с тобой коллектив вкладывает. Это её детище… — Серый запнулся, стал совсем чернее ночи. — Она сейчас беременна. Теперь уколы будут ей колоть. От госпитализации она отказалась. Так что, Тёма, парень ты хороший, но с танцев тебе придётся уйти.

И знаете: он мне это всё пока говорил, он на меня смотрел, и говорил вроде спокойно. А под конец, когда про положение Светочки стал говорить, я по глазам видел — убить готов. Вообще-то, если бы у меня жена была беременная, я бы так же себя повёл.

Серый Иванович сделал отрешённое лицо, чуть презрительное, чуть такое с превосходством. Я смотрел на тёмные круги под глазами — наверное, это решение далось ему не легко. Я представил как он может и поплакал, когда испугался, что Светочка может потерять ребёнка.

— Окей, — говорю спокойно, — всё понял. Больше ходить не буду.

Серый Иванович ничего не ответил, вышел из зала. Наверное его задело, что я не юлю и не канючу как кот из Шрека.

Потом вернулся и сказал нервно, как бы продолжая самим им заранее инсценированный диалог:

— Пойми ты, Артём и маме своей передай. В городе студии танца плодятся почкованием. Профессионалы — шарлатаны — сейчас всё едино. Танец любой человек при желании может поставить. Понимаешь, о чём я.

Я не понимал. Мне честно было не до его бредовых откровений.

— Понимаешь, это же Марина нас на телевидении порекомендовала. У неё старшая дочь занималась у Светланы, когда ещё «Тип-Топа» не было. В школе мы кружок тогда вели. Нам жить негде было. Марина нам дала деньги на первый взнос. У нас же ипотека…

Опа. Бегемотиха танцевала в Тип-топе. Чего только не бывает.

— Марина — наш друг. Мы не можем её спрашивать, почему она так смонтировала, если это вообще она! И я тебя очень прошу, ради прошлого хорошего нашего со Светланкой к тебе отношения уговори маму, чтобы не закрывала студию.

Опа! Мама им пригрозила ликвидацией! Ну мама! То чувство, когда родная мама… полкан.

— Меня дома не было, — продолжал откровенничать Серый. — Я же вечером подрабатываю в клубе… — лицо его после этих слов исказилось. Он махнул рукой так обречённо, как будто жизнь его закончилась. И пошёл.

Чтобы не расстраиваться сильно, я переключился. Заставил себя переключиться. Стал размышлять, в каком клубе выступает Серый. Клубов у нас много. Все работают с мая по ноябрь. Ноябрь просто по инерции ещё работают. Зимой город в спячке. А с мая, когда нерест, город у нас такой полукурортный, даже на четверть курортный. Ополумевшие рыболовы едут к нам со всей страны. Как я уже писал, на напомнить не мешает, город наш в двадцати километрах от реки А. Там рыбы завались. Вот и процветает у нас в городе гостиничный бизнес и клубный. Рыболовы приезжают отдохнуть. Ну вы все знаете эти бородатые анекдоты, про рыбалку.

Я пошёл в раздевалку переодеваться. Из-за её дверей слышались смех и жужжание голосов. Когда я вошёл в раздевалку, вдруг настала тишина. Так и есть: меня обсуждали. Косились на меня пацаны, ухмылялись. Я молча стал переодеваться. Напоказ медленно.

— Ну чё? — спросил Данёк.

Меньше всего мне хотелось ему отвечать. Но я заставил себя.

— Норм.

— о чём говорили?

— О тебе.

— А без шуток? — Данёк произнёс это с угрозой. Я решил не хамить дальше, сказал предельно честно:

— Я ухожу из студии, в секцию перехожу. Серый уговаривал остаться.

Тишина в раздевалке стала гробовая. Но я чувствовал. Все обрадовались.

— А-аа. Ну всё тогда. Я с пацанами, ждать тебя не буду. — сказал Данёк.

Вот падла. Предатель просто. Это уже открытая вражда.

— Греби, греби. Чапай. — ответил я.

— Чё ты сказал, — кажется Данёк только этого и ждал, любой зацепки, чтобы начать драку. Ему сейчас надо утвердиться. Изгнать меня с позором. Потому что, что уж тут прикидываться и прибедняться, скажу уж честно: я был одарён. Я сам это чувствовал, когда танцевал. Никто из поцев со мной не мог сравниться по артистичности. Я жил на сцене. А они «отбывали повинность». Даже сами этого не понимая, они мучились на сцене: отбарабанить без ошибок, не выбиться из синхронности, и всё…

Данёк пошёл на меня. Я знал все эти уловки, все эти устрашения, я сам так же «нарывался» сколько раз, чтобы поца какого-нибудь уничтожить.