Кто ты, Эрна?

— Что? Моих останков? — это я такая вся из себя ироничная. Мне, честно, стало жутко, но я прикинулась, что мне смешно.

— Не смейся. У тебя уже паспорт как два месяца, ты совсем взрослая. И надо будет с подтверждением отцовства поторопится. Пенсию по потере кормильца до восемнадцати платят.

Я не хотела, чтобы мама говорила об этой пенсии. Да ну её, раз надо труп из могилы вырывать, я решила чуть-чуть сменить тему:

— Но, мама, ты мне ничего же не говорила о разводе!

— Конец года. И так три двойки маячили. Не стала тебя расстраивать. Я же тебя знаю, Лорик, ты бы сразу дома в спячку залегла.

Это верно. Я бы стала депрессовать, школу забросила, я такая…

— Но мама! Ужасы-то какие, если пенсия!

— Ты думаешь, я стала бы этим ужасом заниматься, если бы нам моей зарплаты хватало? Знаешь, что… — мама задумалась. — Надо сходить к твоей бабушке, с ней поговорить. Хорошо бы, чтобы она подтвердила, что папа твой имел со мной отношения.

Но бабушка нас даже на порог не пустила.

— Ничего, — сказала мама, промакивая глаза. В июне у нас мошка полётывает, многие глаза так промакивают. — Ничего. Обойдёмся без её показаний. Вот докажем отцовство, и я ей ещё покажу, этой твоей бабе Глории! — мама погрозила квартирной двери кулаком. Мы стояли на лестничной площадке. — Я ещё отсужу у этой гадюки, твою долю, Лора, в наследстве папы. Есть статья в кодексе…

Приехал грузовой лифт, там уже были люди, и мама замолчала. В этот июньский месяц мне показалось, что мама совсем обезумела, эксгумация моего настоящего папы стала её идеей-фикс. Я поняла, что лучше меньше знать разных законов. Зря она пошла на такую работу, где назначаются выплаты: на инвалидность, на потерю кормильца, на увеличение стоимости жизни, дальше не помню… Меньше знаешь, крепче спишь, как говорится. Но о крепком сне этим летом я позабыла раз и навсегда.

Глава вторая Шорохи. Карл

— Лорик! — сказала мама. — Мы же поедем завтра на дачу?

— Фуу… МошкА.

— Но у бабушки с дедушкой везде пологи. И в отличие от нашей трёхкомнатной клетухи, там — дворец.

У бабушки и дедушки и правда был замечательный дом. Новый, светлый. Не из кирпича, из чего-то другого, забыла из чего. Дедушка сам старый дом перестраивал. Дедушка у меня прорабом всю жизнь проработал. В колхозе прорабом. Но это неважно. Я любила дачу, но придётся общаться с соседями по участку. Это ужасно напрягает. Соседи всё старые, им скучно, всё выспрашивают, как я учусь. А как я учусь? Вот поэтому меня всё достало, и я решила побыть одна в городе. Тем более, что перед отъездом Стас принёс мне один классный сериал, все сезоны. У них диски в гипермаркете уценили, папа и взял мне. Папа часто мне диски с работы приносит. Лицензионные, качественные, с хорошим звуком и за копейки.

Мама удивилась, когда я отказалась с ней ехать.

— Ты же одна испугаешься!

Верно. Я боялась темноты. Но суеты на даче я боялась ещё больше. Этим летом у меня много дел. Я решила научиться шить взрослые вещи. Сшить себе юбку на первое сентября. А то веночки, розочки на заколки, всякую дребедень я всё это умела. А с настоящим шитьём как-то не срослось.

Я всё маме объяснила. Сказала, что буду смотреть диски и шить. Мама дала мне денег на еду, и строго-настрого наказала никого в дом не пускать.

Когда мама собрала сумку на колёсиках — она не хотела терять ни минуты драгоценного отпускного времени, — я вдруг вспомнила, о чём хотела с утра у мамы спросить. И очень хотела. Просто очень-очень. Очень-очень-очень. Мама бубнила:

— Как я замоталась за этот год. Какой был тяжёлый этот год. Надо отдохнуть. Пособираю в степи трав. Скоро должен и мак расцвести, и васильки… Побуду с родителями! Какое счастье, что я еду на дачу. Как эти мамашки молодые надоели. Такие тупые, заявления не могут без ошибок заполнить. Не работа, а нервотрёпка, домой придёшь — этот сидит, всё по буку своему с зазнобой переписывается…

Так мама разговаривала вроде бы со мной, а вроде и сама с собой, и я прервала этот её словесный поток:

— Мама! Ночью в этом треснутом ящике у меня звенело что-то!

Мама молчала. Потом спросила:

— У тебя там лежит что-то звенящее?

— Да. На одной кукле колокольчик.

— Он и звенел.

— Но его же никто не трогал! Почему он вдруг звенел?

— Не знаю, — раздражённо сказала мама. Потом замерла, дальше спросила испуганно:

— Только колокольчик?

— Нет. Ещё как будто шорохи, вроде кто я в ящике копается.