Кто ты, Эрна?

Вспомнила я сейчас, сидя на диване, как мне куклы эти достались, и порадовалась. И только сейчас меня торкнуло: откуда эта женщина знала, что я на тип-топовский концерт пойду? Она что же: специально для меня этих кукол захватила? Вряд ли она первому встречному хотела их отдать. И всё: мысль привязалась, так я с ней и легла. Я легла не в своей комнате, а там, на диване, где смотрела телевизор. Ночник включила, чтобы не страшно. И занавески не стала зашторивать. Я любовалась звёздным небом, тонким месяцем. «Здравствуй, Месяц Месяцович, я — Иванушка Петрович», — вспомнила я стихи.

Я люблю ночи, тёплый воздух, зимой я мёрзну. Но уже два года вяжу себе такие тёплые свитера, что не холодно. А вот шерстяные носки не получились. Носок вышел огромный, и я распустила. Теперь жалею об этом, можно было в этот носок подарки под ёлку маме класть, но раньше я не знала, что подарки можно класть в носки, вот и распустила. Я любовалась небом, и не заметила, как заснула.

Проснулась ночью от какого-то шума. Даже не шума, а шуршания. Кто-то настырно хозяйничал в соседней, то есть моей комнате. Моя комната рядом с маминой, они соединяются дверью, дверь конечно же открыта, я её никогда не закрываю. Я замерла, прислушалась: вдруг показалось?.. Похвалила себя за то, что легла в маминой комнате. Через время, достаточное для того, чтобы увериться, что всё — глюк, сон, фантазия и неправда, в ящике опять что-то двинулось. Я замерла уже не так осторожно. Лежала, тряслась и думала: «Ну и что такого? Да ничего такого. Был же у меня когда-то игрушечный фотоаппарат. Он ночью сам собой начинал вспыхивать и щёлкать затвором». Были и другие звуковые игрушки, распиханные по ящикам. Игрушки тихо свистели, гудели, постреливали или просто вскрикивали, предчувствуя агонию батареек и аккумуляторов. Всякое бывало в моём нервном детстве, каких только голосов не издавали все эти китайские пластмассовые люмпены во время Стасовой починки однодневными клеммами и проводами диаметром с волос. Маме приходилось ночью включать свет, искать взбесившуюся игрушку, которая трусливо замолкала в самый ненужный неподходящий момент. Однажды поиск затянулся почти на всю ночь. В результате оказалось, что тихое бормотание исходит с балкона. Там игрушка была оставлена Стасом после починки, а точнее — недочинки. Скорее всего, её внутренности начали разлагаться, батарейки агонизировать, что привело к тихому и постоянному жужжанию наподобие «э-ээ», и так всю ночь… И не одну ночь. Просто мне стал надоедать этот звук из ночи в ночь, и тогда только я пожаловалась маме.

Но сейчас дело было в том, что тех старых игрушек не было, в треснутом ящике лежали безбатареечные, безаккумуляторные куклы, игрушечная элита моего собственного производства! Перчаточные куклы сидели на спинке дивана, они были рядом со мной.

Еле дожила до утра в этих редких, раз в полчаса, шорохах. Часам этак к десяти я совершенно очухалась и могла почти поклясться, что шуршало за ночь раза четыре, и точно в треснутом ящике.

Я не стала пить чай, не стала чистить зубы, я оделась и поехала на дачу. Бабушка с дедушкой так мне обрадовались. А мама спросила, когда пошли с ней к пруду:

— Карл?

— Не знаю. Карл — не Карл. Но орудует кто-то в ящике. Как мышь, наподобие того.

— Это твой папа, — выдала мама. — Когда он умер, также шебуршало в ящиках. Тогда ящик у нас был один. Мда… Какой ты тогда была активной девочкой, с какими мускулами на руках…

— Мама! — только и смогла выдать я. Мама всегда вспоминала про активное детство, она очень и очень переживала из-за моей полноты и сидения подолгу на одном месте.

Мы сидели под ивой, на нас были шляпы с сеткой — от мошки. Надо сказать, что сезон мошки почти закончился — весна была ранняя, и мошка, соответственно тоже, так всегда у нас бывает, если январь сильно минусовой. Мама успела обгореть за прошлый день.

— Мама! — сказала я. — Ты как эти приезжие рыболовы. Почему ты не бережёшь кожу?

А мама вдруг спросила ни к селу, ни к городу:

— Лорочка!

— У?

— Ты никогда не задумывалась, почему у нас тут степи и засуха, и вдруг этот пруд.

— Нет. А что?

Пруд был гаденький, с пиявками, гадюки тоже любили здесь побултыхаться. Гадюку надо хватать за хвост. Тогда она дезориентируется в пространстве, висит как оборванная бретель. А ещё попадаются ужи-шахматки, но те чаще в речных запрудах, они рыбу целиком заглатывают — хам! Я ужей за хвост никогда не таскала. А гадюки — моя слабость, я их в детстве любила помучить. Меня дедушка научил хватать их за хвост. Они тоже могли напасть, шипели, но обычно спящих мы с дедом за хвост хватали.

— А я вот задумалась. Проходила недавно мимо той низины, где стройки шли и так ничего не выстроили. Говорят, там постоянно влага, подводные источники… Ты никогда не задумывалась, что это аномалия?

— Нет. Географ говорил что-то про подземные воды… Он говорил, у Волги есть подземные притоки.

— От нас до Волги как до Владивостока.

— Не знаю мам. — я согласна была говорить о любой ереси, но только, чтобы больше не говорить о папе. Я испугалась маминых слов.