Кто убийца?

– Прежде всего, я готов помочь Харвеллу в издании этой книги, — объяснил я, — затем готов попытаться познакомиться с Клеверингом, а также попробовать добиться доверия Мэри. Но подслушивать у дверей, устраивать западни и ловушки — на это я не пойду, поскольку считаю это недостойным порядочного человека. Я беру на себя задачу узнать все, что можно узнать прямо, а вам предоставляю всю остальную работу.

– Вот оно что! Значит, мы должны таскать для вас каштаны из огня? — иронически промолвил сыщик. — Ведь мне тоже известно, что может и чего не может делать порядочный человек.

– А что нового вы узнали о Джен? — спросил я, чтобы переменить тему разговора.

– Ничего, — ответил Грайс, вздыхая и грустно покачивая головой.

На следующий день, после того как я целый час проработал с Харвеллом и уже спускался по лестнице, я встретил мисс Мэри. Я еще накануне предчувствовал, что она собирается переговорить со мной о чем-то, но тон, в котором она начала этот разговор, меня крайне поразил.

– Мистер Рэймонд, — сказала она, — я хочу задать вам один вопрос. Я уверена, что вы ответите откровенно и честно, как если бы вы были моим братом. Скажите, как, по-вашему, может ли произойти так, что человек совершил что-то очень нехорошее, а результат получился хорошим?

– Возможно, но в любом случае надо, чтобы он сознался в содеянном.

– Но разве такое признание не бросило бы потом тень на провинившегося?

– Это зависит от того, в чем заключалась его вина и каковы были последствия содеянного. Если вы причинили своему ближнему вред, который не может быть исправлен, то вряд ли вы будете чувствовать себя счастливой, как бы ни была безукоризненна после этого ваша жизнь.

– Значит, для того, чтобы жить безукоризненно, надо прежде публично сознаться в своей вине? Нельзя ли скрыть ее от всех? Возможно, так было бы лучше…

– Нет, если вы можете исправить что-нибудь своим признанием, вы должны сделать его, — сказал я.

Мой ответ, казалось, смутил девушку. Одну минуту она стояла, погруженная в раздумья, потом будто очнулась и позвала меня в гостиную. В последовавшем затем разговоре она уже не возвращалась к затронутой ранее теме и, по-видимому, хотела, чтобы я забыл ее слова.

Когда я выходил из дома, то увидел Томаса, стоявшего около калитки. Я решил расспросить его об одном человеке, который не выходил у меня из головы: мне хотелось узнать, кто таков Рой Роббинс, навестивший мисс Элеонору накануне убийства. Томас, однако, не стал распространяться на этот счет, он уверял меня, что не помнит, как выглядел тот господин, и ничего о нем не знает. Я понял, что все расспросы будут напрасны, и поспешил проститься с ним и уйти.

Глава XVII Неожиданность

В продолжение нескольких последующих дней я ни на шаг не продвинулся вперед. Клеверинг, вероятно, из желания избежать встречи со мной, не заходил больше в библиотеку, а вечера, которые я проводил в доме мисс Мэри, только утомляли меня. Рукопись Левенворта требовала гораздо меньше работы, чем я вначале предполагал, поскольку старик чрезвычайно придирчиво ее отредактировал; тем не менее за это время я успел поближе познакомиться с мистером Харвеллом.

Он держал себя всегда одинаково ровно, с достоинством и как работник был действительно неутомим, так что я даже начал относиться к нему довольно дружелюбно. Не могу, однако, сказать, что и он отвечал мне тем же. Про Элеонору он никогда не говорил и вообще не упоминал о событиях последних дней. Я вскоре понял, что он поступает так по какой-то важной причине, известной ему одному, поэтому не переставал наблюдать за ним с особенной тщательностью.

Но время шло, и я начинал терять терпение. Клеверинг не показывался, секретарь был нем как рыба — на что я мог рассчитывать? Мои короткие визиты к мисс Мэри тоже не принесли ничего нового. Она, по-видимому, переживала какой-то кризис, и это причиняло ей огромные страдания. Когда девушка оставалась одна, она часто в тоске заламывала руки, как будто ей угрожало какое-то ужасное несчастье; иногда она стояла неподвижно, согнувшись под невидимым грузом, сбросить который была не в силах. Но большей частью она хранила гордый и неприступный вид.

Подобное поведение внушало мне некоторую надежду на то, что рано или поздно Мэри откроет мне свою душу. Эти дрожащие губы должны были когда-нибудь заговорить, и тогда я узнаю тайну, от которой зависела честь Элеоноры Левенворт. Я не мог забыть обвинения, которое Мэри высказала когда-то в лицо своей кузине, и потому проводил с ней все больше времени, так что секретарь в конце концов стал жаловаться, что я его оставляю без работы.