Кто убийца?

Так один за другим тянулись дни. Опять настал понедельник, — со дня убийства прошло уже две недели, — а я нисколько не приблизился к решению своей задачи. В доме вообще больше не говорили ни об убийстве, ни о Джен, зато газеты читали взахлеб как господа, так и слуги. В понедельник я чувствовал себя намного спокойнее и веселее, чем в последнее время; накануне днем я заметил, как в окне мелькнуло уже ставшее для меня таким милым лицо Элеоноры, и вид ее вселил в меня мужество.

Переступив порог гостиной, я заметил, что Мэри нервно ходит по комнате в необъяснимой тревоге, словно ожидая кого-то. Я подошел к ней и сказал:

– Надеюсь, что сегодня, мисс Мэри, мне удастся побеседовать с вами с глазу на глаз.

Она покраснела, ответила на мой поклон, но не предложила мне сесть.

– Простите меня, — продолжал я, — но я попрошу вас уделить мне несколько минут: я должен кое о чем переговорить с вами.

Она посмотрела на часы и хотела уже ответить, что не может принять меня, но потом, очевидно, передумала, опустилась на стул и знаком попросила меня также сесть. Хотя девушка и старалась казаться спокойной, она, по-видимому, очень волновалась, тем не менее я сразу приступил к делу.

– Мисс Левенворт, — начал я, — у меня к вам просьба.

Я тут же понял, что обратился к ней совсем не вовремя. Она холодно спросила:

– У вас просьба? Ко мне?

– Да. До сих пор я молчал, но теперь решил просить у вас объяснения, которое, быть может, и не спасет вашу кузину, но по крайней мере наведет нас на верный след.

– Я не понимаю вас, — ответила она, задрожав.

– Мисс Левенворт, кажется, в разговоре с вами совершенно излишне распространяться о том, в какое опасное положение попала ваша кузина. Но, возможно, вы не знаете, что если подозрение, которое тяготеет над ней, не будет в скором времени снято, то ей грозит…

– Как? — воскликнула Мэри. — Вы хотите сказать…

– Что ее арестуют — это вне всякого сомнения.

Я заметил, что стрела попала в цель: девушка побледнела.

– И все из-за этого несчастного ключа?

– Из-за ключа? Но что вам известно насчет ключа?

– Разве не вы сами рассказывали мне о нем?

– Нет, — ответил я.

– В таком случае я прочла в газетах.

– В газетах об этом не было сказано ни слова.

Она совершенно смутилась.

– Я думала, что все об этом знают, — прошептала она, но потом вдруг решилась и сказала: — Нет, я лгу. Я прекрасно знала, что это секрет, но дело в том, что сама Элеонора мне о нем рассказала.

– Элеонора?

– Да, в тот вечер, когда мы в последний раз виделись с ней и говорили в этой самой комнате.

Я не мог скрыть своего удивления. Элеонора, которая знала, в чем подозревала ее кузина, рассказала ей про ключ? Мне в это не верилось.

– Но ведь и вы об этом знали, — продолжала Мэри, — я не выдала ничьей тайны.

– Нет, но ведь это как раз один из пунктов, которые так осложняют и без того опасное положение вашей кузины. Только ее имя и твердая вера в нее человека, от которого зависит ее арест, до сих пор избавляли ее от позора. Если она будет и дальше скрывать, как к ней попал ключ, никто уже не сможет вытащить ее из пропасти…

– И вы говорите это мне…

– Да, я говорю это вам, чтобы вы сжалились над бедной девушкой и помогли нам раскрыть тайну без ее содействия. Только тогда с нее будет снято подозрение.

– И вы думаете, что я знаю об этом больше, чем говорю? Вы думаете, что я все еще утаиваю что-то после всех тех ужасов, из-за которых в нашем благословенном доме воцарилось запустение? Может быть, и меня подозревают в чем-нибудь? Вы пришли, чтобы оскорблять меня в моем собственном доме?

– Мисс Левенворт, успокойтесь! Мне и в голову не приходит обвинять вас в чем-либо, — я лишь хочу, чтобы вы объяснили причину непонятного молчания вашей кузины. Вы должны ее знать. Вы связаны узами близкого родства, вы прожили с ней всю жизнь, вам должно быть известно, ради кого она скрывает то, что знает, ради кого жертвует собой, отводя таким образом подозрение от настоящего преступника.

Мэри не отвечала. Я встал и приблизился к ней.

– Мисс Левенворт, — продолжил я, — ответьте откровенно, обвиняете ли вы в чем-нибудь вашу кузину?

– Я обвиняю? О боже, если бы все были так невинны, как она!

– В таком случае вы должны согласиться с тем, что если она умалчивает об известных ей деталях, то делает это не ради себя, а ради тех, кто действительно виновен в преступлении.

– Нет-нет, я вовсе не согласна с этим, с чего вы это взяли?!

– Мисс Элеонора ведет себя так, что можно сделать только два предположения: или она сошла с ума, или хочет защитить кого-то другого ценой собственной чести.

– А как вы думаете, ради кого Элеонора могла бы пожертвовать собой? — спросила Мэри; губы ее дрожали.

– Это как раз та задача, которую вы должны помочь нам решить. Вам ведь известно прошлое Элеоноры.

– Простите, — сказала Мэри холодно, — я ничего не знаю о личных предпочтениях и чувствах Элеоноры, пусть эту задачу решает кто-нибудь другой, а не я.

Я попробовал изменить тактику.

– Когда мисс Элеонора сообщила вам, что ключ находился у нее, упомянула ли она, каким образом он попал к ней?

– Нет.