Кто убийца?

Когда вслед за тем я услышал, как дядя резко заявил, что теперь возврат к прежней жизни невозможен, что он никогда не простит ее и завтра же напишет своему нотариусу, чтобы изменить завещание в пользу Элеоноры, — мне не надо было даже слышать тихого стона и отчаянного возгласа, которыми девушка призывала хоть кого-нибудь на помощь в ее беде. Решение мной было принято, оставалось только привести его в исполнение. Я снова вернулся в свою комнату, подождал, пока Мэри пройдет к себе в спальню, и затем стал спокойно и неторопливо спускаться по лестнице, совершенно так, как видел во сне. Я постучал в дверь библиотеки. Мистер Левенворт сидел на своем обычном месте и писал.

– Простите, — проговорил я, когда он с удивлением обернулся ко мне, — я потерял свою записную книжку, должно быть, уронил ее где-нибудь здесь.

Он кивнул; я быстро проскользнул в его спальню, взял револьвер, вернулся обратно и, не отдавая себе отчета в том, что делаю, и не целясь, быстро нажал на курок, попав прямо в него. Не издав ни единого звука, старик всем корпусом наклонился вперед и упал головой на руки. Мэри Левенворт стала теперь полноправной обладательницей миллионов, которых она так жаждала.

Первой моей мыслью было завладеть письмом, которое патрон писал перед смертью. Как я и подозревал, это было обращение к нотариусу. Я быстро выхватил его из рук покойного, вместе с письмом Клеверинга, лежавшим тут же, на столе, и забрызганным кровью, и сунул оба в карман.

Только после этого я подумал о себе самом и о том, что выстрел могли услышать в доме. Я бросил револьвер рядом с креслом мистера Левенворта и решил, в случае если кто-нибудь войдет в эту минуту, сказать, что он только что покончил с собой. Но мне не пришлось совершить подобной глупости, поскольку ни одна душа в доме шума не слышала. Никто не появлялся, и я имел возможность подумать, каким образом отвести от себя подозрения.

Я осмотрел рану на голове убитого и понял, что его смерть никак нельзя объяснить самоубийством или случайным выстрелом какого-нибудь грабителя; у каждого рассудительного человека не могло возникнуть ни малейшего сомнения в том, что смерть произошла от выстрела, совершенного преднамеренно. Единственное, что мне оставалось, это как можно тщательнее скрыть следы преступления и сделать это убийство по возможности более загадочным. Я взял револьвер и отнес его обратно в спальню, там я хотел его вычистить, но не нашел ничего, что могло бы послужить мне для этой цели. Тогда я вспомнил, что видел какой-то платок, валявшийся у ног убитого. Платок этот принадлежал мисс Элеоноре, но я обратил на это внимание только тогда, когда уже вычистил дуло. Я так был смущен этим обстоятельством, что забыл протереть барабан и думал только о том, куда бы подальше спрятать это вещественное доказательство. Но я решительно не знал, куда его деть, пока, наконец, мне не пришло в голову засунуть его поглубже в кресло, откуда я намеревался вынуть его на следующий день, чтобы сжечь у себя в комнате.

Покончив с этим, я снова зарядил револьвер, положил на место и собрался уже уходить, но в эту минуту на меня напал страх — чувство, которое знакомо, вероятно, всем совершившим какой-нибудь серьезный проступок. Выйдя из библиотеки, я запер за собой дверь на ключ, чего, конечно, никогда бы не сделал, если бы в эту минуту был в состоянии здраво рассуждать. Только когда я уже очутился на самой верхней площадке лестницы, то сообразил какой промах допустил. Но теперь было уже слишком поздно что-либо предпринимать, поскольку передо мной возникла Джен со свечой в руке; на лице ее отразилось удивление, когда она увидела меня так неожиданно.

„Боже мой, — воскликнула она совсем тихо, — где вы были? У вас такой вид, будто вы видели привидение!“ — И девушка подозрительно покосилась на ключ, который я все еще держал в руке.

Я испытывал в этот момент такое ощущение, будто кто-то мертвой хваткой вцепился мне в горло. Я сунул ключ в карман и подошел к ней.

„Я расскажу, что видел, если вы пойдете со мной вниз, — прошептал я, — иначе мы можем разбудить обеих барышень, если будем разговаривать здесь, перед дверьми в их комнаты“.

Я схватил горничную за руку и потащил за собой. Не могу сказать, что руководило тогда мной, — могу лишь предположить, что действовал я совершенно инстинктивно. Но когда я увидел выражение ее лица и заметил, что она с любопытством смотрит на меня, я приободрился и вспомнил, что всегда имел какое-то странное влияние на Джен, которая во всем слушалась меня беспрекословно. Этим влиянием я и решил воспользоваться.

Я повел ее вниз, в гостиную, и там рассказал, стараясь по возможности постепенно ее к этому подготовить, что именно случилось с мистером Левенвортом. Она, конечно, страшно испугалась, но не вскрикнула — для этого она была слишком напугана. Я сказал, что не знаю, кто именно убийца, но если узнают, что она видела меня на лестнице с ключом от библиотеки в руках, то подозрение в этом убийстве может пасть на меня.