– Хорошо, – признается она, – мы были очень молоды. Тем не менее меня поражало, что Джон совершенно не планировал свое будущее. Он, конечно, знал, что будет делать в выходные, и чаще всего в его планы не входило заниматься домашней работой. Но мы никогда не говорили о его будущем и о его жизни. Эти вопросы он вообще никогда не обсуждал. У меня иногда складывалось ощущение, что он не планировал долго жить, и это меня сильно волновало. Скажем так, у него не было никакого уважения к жизни. Может, так сложилось из-за всего того, что ему пришлось пережить. Когда твоя мама отдает тебя родственникам, а папа бросает, когда приходится общаться со сложной, требовательной и грубой тетей, которая не одобряет того, что ты делаешь, когда, ко всему прочему, еще и умирает твой любимый дядя, а потом усыпляют собаку, потом погибает твоя мать, когда ты только начинаешь налаживать с ней отношения… сами понимаете, трагедий более чем достаточно. Неудивительно, что Джон был таким, каким был. Он был очень ранимым, и ему совершенно определенно была нужна материнская забота. Он был практически мальчишкой, но мне иногда казалось, что во многих смыслах он был больше похож на мужчину среднего возраста. Честное слово. Иногда. Но большую часть времени он вел себя как мальчишка. Сбитый с толку и ранимый мальчишка, который пытается выглядеть старше своих лет.
Синтия считает, что у нее по отношению к Джону появлялся материнский инстинкт.
– Мне хотелось его защитить и казалось, что все остальные его не понимают, – рассказывала мне Синтия. – Я часто чувствовала себя, словно я – его мать, в самых разных смыслах этого слова. Я была независимой и амбициозной. Я работала, училась, выполняла все в срок. Мне нравилось чувствовать себя занятой, нравилось достигать поставленных целей. Мне казалось, что за исключением музыки у Джона вообще нет никаких амбиций. Складывалось ощущение, что после гибели матери он поставил свою жизнь на паузу. Иногда мне казалось, что ему совершенно все равно, будет он жить или умрет.
Хотела ли она его изменить?
– Да, конечно. Но при этом и нет. В глубине души мне он нравился таким, каким был. Мне не хватало смелости махнуть на все рукой и вести себя так, как вел себя он, хотя мне очень хотелось. Поведение Джона было для меня в некотором роде запретным плодом. Он был опасным человеком. Привлекал к себе внимание так, как я даже никогда и не осмелилась бы сделать. В нем что-то было. Он был неотразимым бунтарем. И мог очаровать всех в комнате, не делая абсолютно ничего.
Значит, отпетый хулиган и оторва-мальчик отхватил себе самую приличную и хорошо воспитанную девочку? Просто для того, чтобы доказать себе, что может это сделать?
– Я не думаю, что с его стороны все было настолько продумано, – ответила Синтия. – В том, что я стала «его девушкой», было что-то приятное и для меня, потому что я сделала то, чего никто от меня не ожидал. Я и сама получала удовольствие, греясь в лучах его бунтарской славы. Не могу это объяснить, но это было. Я была очень тихой и лишний раз не высовывалась, и то, что я была с ним, людей шокировало. То, что я или кто-то другой был с ним близок, делало человека более интересным в глазах окружающих. Моя мама его не переносила и этого не скрывала. Она предупреждала меня, что он плохо на меня влияет и ничего хорошего из наших отношений не получится. Понятное дело, что после этих слов я еще сильнее захотела быть с Джоном. Сказать своему сыну или дочери, что он или она влюблена не в того, кого одобряют родители, это как бензина в огонь подлить. С Мими было примерно то же самое. Она просто не могла увидеть то, что видели все остальные. Он был ее любимчиком, и поэтому ни одна женщина не могла быть его достойна. Даже такая хорошо воспитанная девушка, как я, вы уж извините, что я так нескромно про себя говорю. Мими не могла заставить себя признаться в том, что кто-то может быть ближе к Джону, чем она сама.
Синтия сразу поняла, что ей суждено быть с Джоном?
– Да что мы вообще можем знать и понимать, когда нам восемнадцать лет? – Она грустно улыбнулась. – И не забывайте, что он был меня моложе, а девушки в этом возрасте гораздо более зрелые, чем мальчики. Но в нашей паре он был «старым» и утомленным, а я – невинной, застенчивой и наивной. И за все время, пока я была с ним, не было ни одного случая, когда от одной только мысли о нем у меня не краснели бы щеки и не перехватывало дыхание. Я влюбилась по уши. Иногда мне казалось, что у меня просто не было выбора: я должна была с ним быть. Удивительно, сколько власти один человек может иметь над другим. И это очень сексуально, согласны? От одного вида человека или мысли о нем тут же ощущаешь прилив адреналина. Удивительно, насколько может вскружить голову смесь уверенности и ранимости. Не то чтобы он считал, что он лучше всех остальных, ему было просто все равно, что о нем думают окружающие.