– У меня было три запоминающихся встречи с Джоном Ленноном, – вспоминает Брайан Беннетт. – Первая произошла в Ситжесе, городке, который называют «испанским Сан-Тропе». Мы там отдыхали и работали над новым альбомом. Джон приехал на машине с Брайаном Эпстайном, и они остановились в том же отеле на пляже, что и мы. Там у Джона было только одно занятие – он лежал в воде в разных джинсах, чтобы они сели и красиво полиняли. Я, если честно, даже и не думал о том, почему они вдвоем, а не всей группой[94]
.Второй случай был, когда я писа́лся во второй студии в EMI, а он был в студии № 3. Мы с ним там столкнулись, и я говорю: «Привет, Джон. Как дела?» Он отвечает: «Пытаюсь вот тут гребаный альбом записать!» И тут же исчез, видимо, альбомом занялся. Я после этого вспомнил фразу, которую ему приписывают: «Я не пойду слушать гребаных The Shadows, даже если они будут играть у меня на заднем дворе». Я не знаю, действительно он сказал это или нет, не буду здесь ничего утверждать. Но звучит она как стопроцентно ленноновская едкая фразочка, и я очень легко могу себе представить, что он ее автор.
А вот третья встреча произошла именно в саду на заднем дворе в Ливерпуле 18 июня 1963 г. Праздновали день рождения Пола, которому исполнялся двадцать один год. Мы выступали в Блэкпуле, Пол с его тогдашней девушкой Джейн Эшер взяли нас на борт Range Rover около станции Лайм-стрит и отвезли в дом к его тете. Когда мы приехали, вечеринка была уже в полном разгаре. Около стены дома был тент-навес, сам дом был маленьким, и народу было много. На вечеринке играли The Fourmost. Мы там пару знакомых встретили, в том числе Билли Крамера, и я тогда хорошо пообщался с отцом Пола Джимом.
– Синтия болтала с моей женой Маргарет и спрашивала ее о том, как та себя чувствует, сидя дома, когда The Shadows на гастролях. Под закрытие вечеринки произошел один инцидент. Тогда все много пили, а когда пьют, то начинают громко говорить. Если на алкоголь накладываются еще и различия во мнениях, то дела чаще всего плохо заканчиваются. В те годы называть человека «педиком» или «голубым» означало напрашиваться на неприятности. Мне кажется, что кто-то назвал Джона «педрилой», и он взорвался. Он так сильно ударил обидчика, что того вынесли.
В тот вечер обидчиком Джона оказался диск-жокей из Cavern и большой поклонник The Beatles Боб Вулер, который был милейшим и спокойнейшим человеком. Вулер в шутку спросил Джона о том, как прошел его медовый месяц с Эпстайном. Вполне возможно, что Вулер оказался далеко не первым, кто задал Джону этот вопрос, но это, видимо, было последней каплей. Он потерял самообладание и так набросился на обидчика, что Вулера увезли в больницу. К сожалению, эта история попала в местные газеты, а на следующий день ею заинтересовались центральные СМИ. Джон отправил Вулеру телеграмму с извинениями. В интервью 1971 года Джон так вспоминал те события:
– Совершенно очевидно, я боялся того, что могу оказаться педиком, поэтому так и разозлился. Понимаете, когда тебе двадцать один год, ты хочешь быть мужчиной. Если бы сейчас кто-нибудь сказал что-то подобное, я бы вообще не обратил на это внимание. А тогда я избил парня палкой, и в голове у меня пронеслась мысль: «Я же могу его убить». И тут я понял, что если ударю его еще раз, то точно убью[95]
.Близкий друг Джона Пит Шоттон, как водится, пустился по поводу этого инцидента в пространные воспоминания. Как говорил Пит, после отдыха Джона с Эпстайном в Испании он зашел к другу в «Мендипс» и некоторое время, ладно, довольно долгое время стебал его по поводу того, чем они там занимались. Джон всегда рассказывал Питу все как есть. Он признался, что Эпстайн предложил ему с ним переспать. Настырность менеджера группы надоела Джону, он разделся и предложил Брайану сделать с ним то, что он хочет. Тогда Эпстайн пошел на попятный, сказав, что «он этого не может». Джона это развеселило… и заинтриговало, поэтому он спросил, что же Брайану все-таки нравится.
– И потом я разрешил, чтобы он мне подрочил и кончил, – и Джон пожал плечами.
– Да? Вообще ничего особенного, тогда, блин, никаких проблем[96]
.Друзья продолжали болтать и пришли к выводу о том, что Брайан и без этого достаточно страдает – ливерпульские докеры регулярно по выходным мутузили педиков в виде развлечения. Рафинированный и образованный Эпстайн был мазохистом. Джон один раз позволил ему себе подрочить из чувства сострадания. Пит все понимал и был с другом полностью солидарен. На этом разговор был закрыт.
Один раз не педераст, как говорится? У Пола Гамбаччини[97]
на этот счет другое мнение.– Что ты думаешь по поводу отпуска, который Джон провел с Брайаном Эпстайном? – спросил меня «профессор поп-музыки».
– Думаю, что у них был роман, – ответила я.
– Ты так считаешь? А кто подтвердит?
– Точно не Джон.