Деловая часть визита могла быть закончена в пять минут. Но Руби продолжал шататься по редакции, приставал к сотрудникам с пустыми разговорами, ругал прокламацию. Все должны были видеть, где провел утро владелец «Карусели» и как патриотично он был настроен. То, что любимый президент как раз проезжал в нескольких кварталах и будущий «мститель» мог бы вполне пойти хотя бы взглянуть на него, конечно, несколько разрушало убедительность роли. Но тут уж ничего не поделаешь: алиби было важнее.
И все же, когда в 12.40 прилетела страшная весть, он не смог скрыть испуга. Сотрудник отдела рекламы показал потом, что посреди наступившего смятения и шума Руби поразил его окаменелой позой и бледностью. Может быть, он до последнего момента не верил, что заговор сработает? Или ждал, что убийцы ограничатся губернатором Коннэлли? (Далее будут рассмотрены свидетельства, указывающие на то, что Освальд воображал, будто покушение планируется только на губернатора.)
Но через минуту Руби уже пришел в себя и присоединился к общей панике и суете. Он даже позвонил сестре Еве, сообщил ей новости.
Ева начала плакать. Руби не мог пропустить такой момент: он подозвал пробегавшего сотрудника и дал ему послушать, как плачет убитая горем сестра.
Но сотруднику было некогда — телефоны звонили не умолкая. Читатели засыпали редакцию вопросами, торговцы и предприниматели снимали свои объявления. Последнее произвело на Руби сильное впечатление: тема «закрывать или не закрывать мои клубы по поводу траура?» стаент поводом для разговора с разными людьми, а в будущем — объяснением множества телефонных звонков, которые он лихорадочно делал в течение последующих часов.
Свидетели показали, что Руби оставил редакцию в 1.10. Бармен в «Карусели» заявил, что Руби прибыл в клуб в 1.45 или в 1.50 и сразу распорядился позвонить Маленькой Линн, чтобы она не приезжала вечером. (Ведомости телефонной компании подтверждают этот звонок, но не говорят, звонил ли сам Руби или бармен, которому Руби мог отдать распоряжение о звонке, позвонив из города.) Где он провел выпадающие полчаса?
Журналист Зев Кантор уверял, что встретил Руби в 1.30 в Паркландской больнице, куда был доставлен смертельно раненый президент. Руби остановил журналиста, назвал себя, напомнил о прежних встречах год назад, пожал руку, спросил, следует ли ему закрыть клубы в связи с происшедшим. У Кантора не было никаких сомнений, что это был Руби, и ему не было никакой корысти выдумывать историю. Еще одна свидетельница показала, что видела Руби там же в то же время. Но Руби категорически отрицал этот визит.
Спрашивается — почему?
Ведь внешне поступок вполне укладывался в роль мечущегося, убитого горем поклонника президента, жаждущего узнать новости о его здоровье. И Руби не просто попался Кантору на глаза — он сам остановил пробегающего журналиста, заставил обратить на себя внимание. Зачем?
Кантор в своей книге «Кто был Джек Руби?» высказывает такое предположение: утром в пятницу Руби еще не был вовлечен в заговор, его роль была навязана ему в тот же день, но позднее.
С этим предположением трудно согласиться. Все, что он делал в течение предыдущего месяца, исключает возможность его неучастия. Спектакль, разыгранный i им в редакции «Даллас-Морнинг-Ньюс», сама тщательность, с которой он устраивал свое алиби, выдают его.
Резкая смена его поведения и категорическое отрицание впоследствии визита в больницу могут быть истолкованы иначе. В тот момент, когда он останавливал Кантора, он скорее всего знал, что где-то неподалеку его сообщники расправляются с Освальдом и был заинтересован в обеспечении себе еще одного алиби. Но он еще не знал, что Освальд ускользнет от убийц и что ему самому придется взять на себя эту «работу». Оказавшись же в роли подсудимого. Руби был заинтересован только в одном: любой ценой скрыть свое участие в заговоре. А в этом контексте его визит в Паркландскую больницу выглядел крайне подозрительно. Ведь там на носилках впоследствии была найдена пуля с отметками, оставляемыми ружьем, из которого стрелял Освальд. Пуля выглядела такой целехонькой, что многие подозревали, что она была просто подброшена, а не выпала из раны президента. Кто же мог бы привезти ее в Паркландскую больницу и подбросить?
Что бы ни говорили следователи Комиссии Уоррена, пытавшиеся дискредитировать показания Кантора, Руби имел вполне достаточно времени доехать за 15 минут от Паркландской больницы до «Карусели». Из множества телефонных звонков, которые он делает сразу по приезде, шесть — междугородних. Где-то между этими звонками он узнает еще одну важную новость.