Кто убил профессора Ф.Ф. Белоярцева? История "голубой крови" в зеркале прессы

«В настоящее время по делу проводятся сложные экспертизы силами соответствующих компетентных специалистов и другие следственные действия.

По имеющимся в Прокуратуре Союза СССР данным, работы по созданию "искусственной крови" на основе перфторуглеродов в Институте не прерывались и проводятся в соответствии с рекомендациями Бюро отделения биохимии, биофизики и химии физиологически активных соединений АН СССР в рамках Всесоюзной научной программы. О ходе этих работ, их актуальности и современном состоянии можно получить компетентную информацию в соответствующих подразделениях Академии наук и Министерства здравоохранения СССР».

А в Министерстве здравоохранения нам ответили так:

"Министерство здравоохранения СССР сообщает, что в настоящее время Прокуратурой СССР ведется следствие по факту проведения клинических испытаний препарата — переносчика кислорода на основе перфторуглеродов, без разрешения на то Фармакологического комитета. Эти вопросы находятся в ведении Прокуратуры СССР. Минздрав СССР не получает информации о ходе следствия до его завершения".

Оба ответа пришли в июне этого года. И они не внушают оптимизма. Очень похоже, что перспективная и очень нужная научная работа оказалась в замкнутом круге.

Очевидно также то, что Прокуратуру СССР вольно или невольно ввели в заблуждение — из-за долгого следствия опытное производство по выпуску перфторуглеродов стоит. Наша страна теряет приоритет, появляются все новые и новые зарубежные публикации, свидетельствующие об успехах иностранных специалистов по созданию "искусственной крови". А у нас от разуверившихся клиницистов уже перестают поступать заявки на препарат. В советских клиниках он не опробуется, не применяется. Единственное учреждение, которому дано разрешение работать с "искусственной кровью" для консервации органов, — это Институт трансплантологии и искусственных органов Минздрава СССР. В последнее время в этом институте было осуществлено несколько успешных пересадок сердца. Но разве на такой результат можно было бы рассчитывать медицинской практике?

10

И все-таки прежде чем поставить точку, мне захотелось побывать в Научном городке. Может быть, потом, если и вернусь к этой истории, мне надо будет копнуть какие-то другие, более глубинные пласты. Сейчас я не собирался ничего больше выяснять, ни с кем разговаривать. Мне просто захотелось еще раз там побывать.

Я позвонил Иваницкому — он оказался в Москве, попросил, когда поедет, взять с собой.

И вот мы едем по не слишком оживленной автотрассе. Снова июнь, но на этот раз теплый. Иваницкий ровно и спокойно ведет машину. На мои слова: "А вы неплохо выглядите", — ответил: "Выспался". Он опять изменился — сновал стал похож на прежнего.

— Я как-то успокоился в последнее время. Хотя у меня был ведь такой момент, когда я мог сделать то, что сделал Феликс. Сейчас уже нет, ни за что! Сейчас мне хочется и жить, и работать. А препарат будет, поверьте мне. Все это было не зря, зря не бывает ничего.

И я догадался — он тоже многое понял за это время. Он вышел на какой-то другой, новый уровень понимания. Так бывает, когда человек долго и мучительно продирается через колючие кусты и выходит наконец на какую-то высоту, с которой видит и пройденный им путь, и соразмерность этого пути со всем окружающим. И я порадовался за Иваницкого. С этой высоты он увидел, что мир все же устроен разумно.

Мы подъехали к Научному городку. Вот он уже виден — высоко на зелени обрыва над рекой. И где-то там, на обрыве, узкая деревянная скамейка, на которой я два года назад сидел с Феликсом и он говорил о том, как успокаивает и проясняет мысли река… И я понял, почему меня так тянуло в Научный городок — прежде, чем окончательно проститься с Феликсом, я хотел побывать с ним еще один раз, последний. Хорошо, что я не был на похоронах, хорошо, что запомнил его в джинсах и рубашке с закатанными рукавами.

Вечером я спустился к реке, к самой воде. Медленные июньские сумерки постепенно сгущались, затеняя тот, другой, становящийся все более дальним берег. Я думал о Феликсе. Думал и о том, что произошло той декабрьской ночью. За последние полтора года я думал об этом разное. Но теперь я понимаю, что Феликса не убивал какой-то определенный человек. Его убивали все понемногу — и те, кто ненавидел, и даже те, кто любил. Убивали и те, кто ждал, чем дело кончится, — вот откуда и у меня чувство вины, что долго ничего не мог сделать.

Если на человека катится грязный вал лжи и предательства, ему трудно устоять в одиночку, особенно если он не научен плавать в мутной воде… Но вал все-таки схлынет, и наступит час истины.

Часть четвертая

(май 1988—март 1989)

"…некоторые науки временно прекращать, а ежели не заметит раскаяния, то отменять навсегда" (М.Е. Салтыков-Щедрин. История одного города)

13. Цена голубой крови

А. Рыскин