Кто убил профессора Ф.Ф. Белоярцева? История "голубой крови" в зеркале прессы

А вот, наконец и то, ради чего все, по-видимому, писалось: «Кто спорит, "искусственная кровь" нужна, и работу над ней надо, несомненно, продолжать, но не любой ценой. Науку надо делать чистыми руками». Ну, рук Феликса уже не существует. Значит, препарат надо взять из оставшихся "нечистых" и передать в другие — "чистые"?

Кто был инициатором статьи в газете? Может быть, и сам Шерхан…

Госпиталь, где испытывался препарат, направил опровержение в редакцию уважаемого органа, но напечатано оно не было. Не было вообще никакого ответа. Не пришло ответа и на письмо Иваницкого.

Вот фрагмент одного из моих разговоров того времени с ним:

— Генрих Романович, как же препарат, как же производство?

В глазах его загорается огонек:

— Надо, конечно, бороться дальше. Ерунда какая-то: доказываешь очевидное и не можешь доказать. Кстати, меня через неделю вызывают на бюро горкома.

— Зачем?

— Наверное, будут говорить, что я занял неправильную позицию, настаивать, чтобы я признал ошибки. Но что делать, если я считаю, что позиция правильная? Буду стараться убедить…

Однако статья в газете сыграла роль. На бюро Серпуховского горкома Иваницкого исключили из партии.

Никто из работавших с препаратом не отдавал себе до конца отчета, с какой организованной и беспощадной злой волей столкнулись они. Знали, что такая воля существует, но не понимали, как продуманно она действует.

Потом, уже анализируя все, я поражался тому, как четко, можно сказать элегантно, была разыграна вся партия. А тогда еще казалось, что каждый нанесенный удар — последний, что дальше некуда.

Я позвонил Михаилу Ильичу Кузину, директору Института имени Вишневского, академику АМН СССР, чье имя было упомянуто в газете. Он был поражен статьей, журналиста в глаза не видел, обрадовался предложению дать интервью. Когда я приехал, у него уже сидел руководитель отделения хирургии сосудов, член-корреспондент АМН СССР Анатолий Владимирович Покровский. Я записывал беседу на диктофон и приведу стенограмму:

М.И. Кузин: "Я никогда не видел автора статьи и не знаком с ним. Всеобщее возмущение в Институте вызвала беспардонность статьи, отсутствие достоверных фактов, необоснованные обвинения врачей в аморальности, в том, что врачи, которые работали с препаратом, занимались экспериментами на людях. Результат каждой перфузии (переливания — авт.), результат каждой операции с применением препарата для кардиоплегии обсуждался на утренней конференции в институте. Это не было келейно. Вы можете поговорить с любым из сотрудников, вам подтвердят. Ни в одном случае не было ухудшения, ни одному из больных не был нанесен ущерб. У большинства больных был отмечен четкий положительный эффект.

Автор статьи не поговорил ни с одним из больных, которые получали этот препарат, ни с кем из врачей, которые его испытывали, не познакомился с нашей документацией — он ни разу не был в институте. И тем не менее он считал себя вправе предъявлять такое серьезное обвинение всем врачам…"

Я встречался в это время с разными учеными. Так уж получилось, что у меня было много деловых встреч, и часто заходил разговор об "искусственной крови". Наверное, я сам провоцировал его, невольно к нему подводил. Иногда, при доверительности отношений, спрашивал впрямую. Оказалось, многие знают эту историю. И не только знают, но и понимают, что происходит на самом деле. Удивляются. Возмущаются. Разводят руками. Несколько раз я получил совет не вмешиваться — помочь не поможешь, а потом ног не унесешь. Несколько раз услышал фразу, что Иваницкий будто бы слишком далеко зашел.

Это было сказано умными и доброжелательными к нему людьми. В чем он "слишком далеко зашел"? В том, что выступил на общем собрании Академии и рассказал об этой всей истории все то, что думает? Назвал вещи своими именами? В том, что отстаивает то, что считает истиной? Что не предает память Феликса Белоярцева? Нет ли в этом "слишком далеко зашел" сложившегося у нас у всех страха перед правдой? Неужто сказать правду вроде как-то и неприлично и надо что-то недоговаривать.

Когда-то давно человека, которого прозвали Шерханом, Иваницкий публично обвинил в непорядочности. Наверное, тогда и началось их противостояние, то, о чем Феликс сказал: "У них старые счеты". А в этой ситуации Иваницкий вслух произнес то, что думал не он один. Но другие вслух не сказали. Не договорили. А может быть, будь тогда все договорено до конца, не было бы сейчас и этой истории, и многих других, менее печальных, но тоже разрушительных историй?

Я был у Иваницкого накануне партийного собрания института, которое он просил собрать после бюро Серпуховского ГК КПСС. Мне показалось, что за месяц, который я его не видел, он постарел на десять лет.