Кто убил профессора Ф.Ф. Белоярцева? История "голубой крови" в зеркале прессы

Я не стану утомлять читателя описанием того, как с каждым успехом создателей "голубой крови" ухудшались отношения между Ю.А. Овчинниковым и Г.Р. Иваницким, как на протяжении нескольких лет Все просьбы и предложения разработчиков "Перфторана" наталкивались на откровенный бойкот в лице вице-президента АН СССР. Как постепенно перерастал этот бойкот в кампанию травли, инициаторы которой йе брезговали никакими средствами от организации доносов и анонимок в следственные органы до распускания слухов, порочащих честь и доброе имя людей, имевших касательство к работам по "Перфторану".

Нет, я не утверждаю, что все, что произошло в дальнейшем с "искусственной кровью" и ее авторами, было инспирировано лично академиком Овчинниковым. Сыграли тут, конечно, свою роль и ведомственные амбиции Минздрава СССР, и тенденциозные письма в самые высокие инстанции, составленные "конкурентами" из Института гематологии.

Вклад академика Овчинникова в отечественную науку неоспорим и признан не только в нашей стране, но и за рубежом. Юрий Анатольевич Овчинников был почетным членом и почетным доктором ряда академий наук и университетов мира, представителем федерации европейских биохимических обществ, возглавлял межотраслевой научно-технический комплекс "Биоген". По его инициативе и под его руководством выполнены работы по созданию генно-инженерных интерферонов, инсулина. Ведя большую научно-организаторскую деятельность, он являлся председателем межведомственного научно-технического совета по проблемам физико-химической биологии и биотехнологии Государственного комитета СССР по науке и технике и Академии наук СССР, научным руководителем биотехнологического направления комплексной программы научно-технического прогресса стран — членов СЭВ. С 1974 года по 1988 год он являлся вице-президентом Академии наук СССР.

Даже этот краткий послужной перечень характеризует широту его интересов и масштаб личности.

Однако авторитет академика Овчинникова не исключает возможности честного, справедливого разговора, который определенным образом затрагивает и его имя.

Чем больше я "влезал" в это "дело", тем очевидней становилось, что в действиях почти всех комиссий, которые с лета 1985 года одна за другой сыпались из Минздрава и Президиума АН СССР на головы разработчиков "Перфторана", в действиях "компетентных органов" было какое-то странное, будто продуманное единообразие. И в том, как легко давали ход анонимным письмам, и в том, с каким упорством следствие и комиссии разыскивали внутри института людей, когда-либо имевших конфликты с разработчиком "искусственной крови" профессором Белоярцевым. И в том, с каким постоянством игнорировались материалы двух ученых советов по "Перфторану", отбрасывались отзывы лучших медиков страны, проводивших клинические испытания препарата. Как вообще чинились препятствия любым попыткам обсудить проблему на представительной научной дискуссии.

За всем этим чувствовалась чья-то невидимая, но властная рука, которая если впрямую и не направляла действия следователей и комиссий, то, во всяком случае, давала и комиссиям, и следствию векселя на произвол и полную безнаказанность.

В душной, сгустившейся атмосфере Белоярцев и его коллеги еще пытались работать, но это становилось почти невозможно. Надо было защищаться.

Страшноватое досье скопилось на моем рабочем столе за последние полгода. Есть здесь и протоколы обысков, и постановление Серпуховской межрайонной прокуратуры об отстранении обвиняемого Белоярцева от должности, и материалы нескольких ревизий, работавших в Институте биофизики, отчаянные письма коллег и сослуживцев Белоярцева. Есть здесь и служебная записка, составленная самим Феликсом Федоровичем. Приведу лишь выдержки из нее:

" — Довожу до Вашего сведения, что в руководимой мной лаборатории медицинской биофизики и вокруг нее сложилась нездоровая обстановка.

… Так, начиная с сентября с.г. сотрудники моей лаборатории время от времени вызываются для бесед (причем некоторые по нескольку раз). Вызовы эти происходят в рабочее время и без согласования с руководством лаборатории и института. Беседы длятся по нескольку часов. Эти обстоятельства, а также тон бесед, в ходе которых выдвигаются некомпетентные, но страшные обвинения в проведении опытов на людях(!!!), держат моих сотрудников в состоянии страха и паники!…" И так далее на нескольких страницах.

Вот конец этого письма и начало трагедии:

«Сегодня любой житель Пущино уверенно скажет Вам: "Белоярцев? Это тот, на которого в прокуратуре заведено уголовное дело и по которому тюрьма плачет". Я нисколько не преувеличу, если скажу, что все перечисленное мною не просто осложнило нашу научную работу. На нас смотрят, как на преступников. В этих условиях я выйужден приостановить работу и просить Вашей помощи.

Руководитель лаборатории медицинской биофизики, профессор Белоярцев Ф.Ф.»