Кто убил профессора Ф.Ф. Белоярцева? История "голубой крови" в зеркале прессы

Я узнавал: для врачей было одно оправдание — консилиум. Во всех случаях препарат вводился по жизненным показаниям. У Феликса Белоярцева этого оправдания не было. Он, разработчик, не имел права давать препарат хирургам… Вина была доказана, но признаюсь: от этих сведений мне стало не по себе. Дело юридических инстанций определять степень вины обвиняемого. Но по-человечески я не могу себе представить, чтобы Феликс Федорович поступил как-нибудь иначе.

Гонители Белоярцева были бы правы, если бы оказались правы. Если бы больные, получавшие "Перфторан", действительно пострадали. Если бы девочка, попавшая в орбиту этой истории, впрямь умерла, если бы "искусственная кровь" оказалась ядом. А девочка выжила, а больные вернулись к жизни, а "кровь" стала спасать людей.

Феликс Федорович Белоярцев уже не может, никогда не сможет вступиться за свою честь и доброе имя. Сдали нервы, сказалось нечеловеческое напряжение последних в его жизни декабрьских дней 85-го года. 18 декабря, не выдержав пяти унизительных допросов и обысков, он повесился у себя на даче вскоре после отъезда сотрудников следственных органов.

Вновь и вновь я вчитываюсь в скупые строки некролога, пытаясь разглядеть за ними человека, знать которого живым мне не довелось. Были в этой судьбе крутые изломы и неожиданные повороты, в которых угадывается характер решительный и незаурядный. Таким поворотным годом был для Феликса Федоровича семьдесят девятый, когда он, молодой талантливый анестезиолог Института сердечно-сосудистой хирургии имени Бакулева, вдруг увлекся проблемой "искусственной крови" и навсегда ушел из практической медицины. Что значил для него уход в науку? Это значило расстаться с анестезиологией — делом, которое он знал в совершенстве. Делом, которое давало ему славу, деньги, прочное положение в обществе. Он был в числе бригады хирургов, которым доверили оперировать академика Келдыша, участвовал в сложнейших операциях на сосудах головного мозга. Он мог продолжать свою блестящую, головокружительную карьеру в практической медицине — все у него было для этого, сам из рода медиков, — гордость Астраханского мединститута, студент, еще на четвертом курсе бравшийся за операции, доступные лишь врачам экстракласса. Доктор наук в 34 года — случай для медицины редчайший. В 35 лет заведующий отделением в одной из лучших клиник страны. Все дороги были открыты ему. Но он все-таки ушел из Института имени Бакулева. Ушел в науку, в которой все приходилось начинать с нуля. Его авторитет хирурга-анестезиолога, его клинический опыт, его имя для биофизики, для фундаментальной академической науки значили не слишком много.

Встречаясь в эти месяцы с десятками людей, знавших Феликса Федоровича, я множество раз слышал поразительно противоречивые суждения о нем. В одном лишь сходились все, кого я расспрашивал: да, Белоярцев не был лишен честолюбия, но корысть, стяжательство, купеческое выламывание благ — этого в нем совершенно не было.

Зачем я все это рассказываю? Затем, что подозрительное следствие с самого начала взялось искать "корыстные мотивы".

Улики? Пожалуйста. И дача вот у него была, и машина, и гараж — много тут неясного было для следствия. Но именно тут наши криминалисты ясности никакой не внесли.

Дома во время обыска у него нашли бутылочку спирта — 150 мл, которая фигурировала в протоколе в качестве улики. Чего уж там говорить — криминалистика!

В день похорон в Институт биофизики пришло письмо: "Я не могу больше жить в атмосфере клеветы и предательства…" и подпись: Ф.Ф. Белоярцев.

Человека довели до смерти. Погубили дело, которому он отдал несколько лет напряженного труда. И вроде бы нет виноватых. Неужели не нашлось никого, кто смог бы вступиться и оградить от клеветы и наветов невиновного, по существу, человека?

И тогда в страшные осенние дни 85-го, и потом два года подряд и сегодня были, остались и множатся люди, для которых мужество, честность перед самим собой, высота духа при любых испытаниях, стойкость и презрение к злодейству, откуда бы оно ни исходило, — все эти лучшие качества русского интеллигента не пустой звук. Таков бывший директор Института биофизики, бывший руководитель Путинского центра, член-корреспондент АН СССР Генрих Романович Иваницкий, вступившийся за честь и доброе имя Феликса Федоровича и поплатившийся любимой работой, здоровьем, своей безупречной репутацией. Таков зав. лабораторией Института биофизики доктор наук Симон Эльевич Шноль, с первых же дней поднявший голос на защиту Белоярцева. Таковы десятки других сотрудников, поставивших свои подписи под коллективным письмом в Прокуратуру СССР с просьбой разобраться и наказать виновных в смерти Феликса Федоровича.