В результате Г.Р. Иваницкий ошельмован публично, снят с должности директора Пущинского центра и директора Института биологической физики, а также исключен из партии на бюро Серпуховского ГК КПСС. Исключен, несмотря на то, что на общем партсобрании института больше ста человек высказались против его исключения и только пять — за. Оклеветаны через газету многие известные врачи и ученые. Остановлены клинические испытания препарата, разрушен созданный Белоярцевым коллектив лаборатории, деморализован Институт биофизики, один из лучших институтов АН СССР. Целая группа следователей по особо важным делам, не найдя — это в наши-то дни! — никакого другого особо важного дела, занялась "делом врачей". Чем же столько лет занимаются наши криминалисты?
На моем письменном столе лежат два текста — две цитаты из официальных документов. Первая: отрывок из письма, осенью 1988 года посланного следственной группой Прокуратуры СССР на имя сегодня уже бывшего члена Политбюро тов В.М. Чебрикова. В своем письме следователи по особо важным делам доводят до сведения высоких инстанций итог многолетней работы группы, в течение трех лет собиравшей материал о злоупотреблениях врачей и ученых, причастных к созданию "голубой крови". В частности, сообщается, что препарат, упакованный в пластиковые пакеты при отправке в Афганистан, был токсичен.
Оказывается, "в массу препарата из пластика в больших количествах попадает диоктилфталат — органическое вещество, отнесенное к группе токсичных". И далее по тексту письма следователей: "Должно быть ясно, что такие действия несут прямую угрозу жизни и здоровью людей". Так утверждают следователи, предлагая члену Политбюро самому составить мнение о личности врачей, допустивших такие действия. Но если речь идет об "угрозе жизни", то должны быть данные токсикологов, подтверждающие это. Есть ли они у следствия?
Обратимся ко второму документу, хорошо известному следователям, поскольку этот документ приобщен к материалам дела. Тридцатого апреля 1988 года отделом токсикологических исследований ВНИИМТ было выдано заключение, согласно которому диоктилфталат, попадающий из пластика контейнера в перфторан, не влияет на биологические свойства препарата, гибели животных не вызывает. То есть токсикологи утверждают обратное тому, что говорят следователи. Кому верить?
Известно, что вопрос о вредности, а тем более "реальной угрозе жизни и здоровью людей" правомочны решать эксперты-токсикологи. В СССР только одна лаборатория — лаборатория профессора В.Г. Лаппо — имеет право выдавать такие заключения. Именно ей доверяет Фармкомитет М3 СССР, выдавая паспорт на каждый новый медпрепарат. Заключение именно этой лаборатории было в руках следователей — авторов письма Чебрикову. Значит, очевидна сознательная дезинформация члена Политбюро, а также нескольких миллионов читателей "Советской России", ибо в газете со ссылкой на материалы следствия приводятся те же страшные слова об "угрозе жизни и здоровью людей". Письмо Чебрикову и статья в "Советской России" появилась на свет почти в один день. Прав ли я был, написав в статье "Голубая кровь" — открытый "финал" (№ 12, 1989 г.), что такое поведение нельзя назвать джентльменским, что имеет место сокрытие важного документа, а значит, передергивание фактов налицо?
В результате я оказался под судом, а заодно и редакция "Огонька", которую обвинили в публикации материала, "порочащего честь и достоинство" следователей Прокуратуры СССР.
Дело в том, что в статье мною была допущена формальная неточность. Я назвал уже известное читателю заключение, переданное токсикологами в Прокуратуру СССР, "собственной экспертизой следствия". Действительно, существует юридическая тонкость, относящаяся к оформлению документа. Научное заключение превращается в экспертизу только при взятии с ученых — его авторов — подписки об уголовной ответственности за дачу ложной информации, а также за разглашение предоставленных следствию сведений.
К счастью, такая подписка с токсикологов ВНИИМТ не была взята, и этих ученых не привлекли к суду за разглашение в журнале "секретных" сведений.
К суду был привлечен я как автор статьи. Фактически — за неточное употребление слова "экспертиза". Документ назывался иначе, значит, авторы письма Чебрикову, по их логике, не скрывали документа с таким названием, следовательно, передергивания фактов не было. Что ж, правильно, нет "экспертизы ВНИИМТ", а есть "заключение ВНИИМТ".