Кто убил профессора Ф.Ф. Белоярцева? История "голубой крови" в зеркале прессы

Пока же выступающие демонстрируют друг другу хорошую информированность, великолепное знание собственного предмета, порой остроумие, печалятся невзгодам, причины устранения которых от присутствующих в большинстве случаев не зависят. И почему-то не хотят вспомнить, что есть и такие причины, которые зависят только от них. Новый президиум, скорее всего, унаследует традицию ежегодной деловой встречи членов академии. И это правильно. Но у современной науки так много внутренних болячек и масштаб их распространения так велик, что уже вполне достоин внимания высшего ученого совета страны. По-прежнему опасна лысенковщина, самое типичное ее проявление — монополизм в науке. Если нас ничему не научила сессия ВАСХНИЛ 1948 года, ей подобные, участь Н.И. Вавилова, то, может быть Чернобыль должен стать последним аргументом в непримиримой борьбе с этим злом? А сколько еще любителей пожить в науке чужим трудом в соавторах, иные, с позволения сказать, научные учреждения напоминают бандитский перекресток: ограбят и по миру пустят. Академия, разрываясь между двумя своими ипостасями — министерства науки и ареопага, — до сих пор делает вид, что ничего подобного нет. Есть. Достаточно почитать любую редакционную почту. Драмы длятся десятилетиями, жизнь исследователя, уникальная его подготовка и способности оскорбительно обесценены. Суд не помогает, научное сообщество, единственно возможный арбитр, не вмешивается.

Стоит ли удивляться, что престиж ученого в обществе и в целом знания падает. Выпускники средних школ готовы посвятить себя коммерции, спорту, сфере обслуживания, но только не поиску истины. Их можно понять. Открой любую газету или журнал и убедись, чем оборачивается этот самый поиск. Незащищенность ученого, исследователя, возможность некомпетентного вмешательства в научную работу — кого это должно беспокоить? Только ли публицистов? В Академии наук СССР действует Институт истории естествознания и техники. Там, в этой истории, достаточно много поучительного. А в институте хватает талантливых молодых историков и философов. Почему не завести новую полезную традицию — на каждом собрании слушать историка науки или философа. Директор института член-корреспондент АН СССР Н.Д. Устинов рассказывал мне, что такие доклады традиционны для руководителей многих правительств, в целом интерес и практический, и мировоззренческий к этой науке в мире очень высок. Я и сам в этом убедился на последнем международном симпозиуме по истории и философии науки. Как и в том, что у нас много интересных ученых этого направления, только вот влияние их на образование, на осмысление нынешних процессов в науке чрезвычайно мало и неэффективно.

Академия должна сделать первый шаг в повышении престижа этой научной дисциплины в собственных же интересах. А для того чтобы со временем освободить ученых от сложных обязательств, надо бы ввести такой предмет в средней и высшей школах. Не зря многие опасаются, что развитие фундаментальных наук в ближайшем будущем подорвет нынешнее состояние средней школы. В поисках вариантов для новой школы остается и такая надежда: ничто так стремительно не взращивает уровень нашей культуры, как приобщение к драмам идей и людей. Тогда с человеком, небрежно роняющим: "эти Сахаровы…, эти Собчаки…", — просто никто не станет общаться.

Я вижу в зале собрания члена-корреспондента АН СССР Генриха Романовича Иваницкого. Лауреат Ленинской премии в самый пик научной деятельности исключен из партии, освобожден от должности директора института только за то, что, выполняя решение Академии наук и ГКНТ о работах по перфторану, создавал необходимые условия для новой лаборатории и ее руководителя, нового направления исследований. То есть выполнял свои прямые обязанности. Завлаб погиб, и это отдельная история. А Иваницкий до сих пор не знает своей вины, члены бюро Серпуховского горкома КПСС ему этого не объяснили, принимая суровое решение. А следователь по особо важным делам Прокуратуры СССР Антипов все еще занят выяснением обстоятельств. Расследование тянется так долго, что вот-вот угодит в книгу рекордов Гиннесса. А ученый вынужден каждый день в институте, на улицах маленького академического центра встречать любопытствующие и всякие другие взгляды, и, надеюсь, сами догадываетесь, как себя чувствовать. Коммунисты института большинством голосов приняли решение о восстановлении Г. Иваницкого в партии. Но бюро Серпуховского горкома партии проигнорировало это решение. Препарат получили за рубежом, талантливый ученый покончил с собой, он мог бороться за идею с кем угодно, но иметь репутацию уголовника не хватило сил. Иваницкий работает. Разве так он мог бы работать?! Какая же польза от столь скрупулезного выяснения количества перерасходованного лабораторного спирта и нарушения норм, технологии в изготовлении и применении препарата?