А потом наступил 1804 год. Весной, после ареста объявленных «заговорщиками» генералов Моро и Пишегрю, Наполеон долгое время пребывал в ярости. Видя в этом деле «руку Лондона», он заявил, что напрасно его враги думают, будто он не может воздать им лично по заслугам за попытки его уничтожить. Эти слова услышал Талейран и поддакнул:
– Бурбоны, очевидно, думают, что ваша кровь не так драгоценна, как их собственная.
Это привело Наполеона в состояние полного бешенства, и вот тут-то и было впервые произнесено имя 32-летнего принца Луи-Антуана-Анри де Бурбона, герцога Энгиенского, последнего представителя рода Конде.
Проблема заключалась в том, что герцог жил не во Франции, а в Бадене, а это было независимое государство. Плюс он решительно никак не был связан с каким-либо заговором против Наполеона.
Герцог Энгиенский спокойно жил в небольшом городке Эттенхейме, не подозревая о страшной угрозе, нависшей над его головой. В ночь с 14 на 15 марта 1804 года отряд французской конной жандармерии вторгся на территорию Бадена, вошел в Эттенхейм, арестовал герцога Энгиенского и увез его во Францию.
До 18 марта арестованный герцог находился в Страсбурге, а 20 марта он был привезен в Париж и заключен в Венсеннский замок. Вечером того же дня собрался военно-полевой суд, обвинивший герцога Энгиенского в том, что он получал деньги от Англии и воевал против Франции. В три часа ночи 21 марта 1804 года несчастный, которому не дали даже сказать слова в свое оправдание, был приговорен к смертной казни и тут же расстрелян.
Позаботиться хоть о каких-то доказательствах вины несчастного герцога Наполеону даже не пришло в голову.
Когда Жозефина узнала о том, что планирует сделать ее супруг, она сказала своей подруге мадам де Ремюза:
– Полагаю, что первый консул предаст его военному суду.
Семейство Ремюза имело связи со старой монархией и, присоединившись к новому порядку, продолжало чтить Бурбонов. А еще герцог Энгиенский, потомок славной фамилии Конде, молодой человек, чуждый политических партий, привлекал к себе общие симпатии, и мадам де Ремюза стала умолять Жозефину, чтобы та подействовала на своего супруга. Она говорила ей о гибельных последствиях подобной меры даже с точки зрения интересов первого консула. Жозефина обещала употребить все свое влияние, хотя мало рассчитывала на успех.
В Мальмезон приехали перед обедом, и с этой минуты мадам де Ремюза с лихорадочным волнением бросалась к Жозефине всякий раз, когда та выходила из кабинета своего супруга, но постоянно слышала от нее, что он неумолим.
Между прочим, Жозефина рассказала ей, что арестовать герцога было поручено Коленкypy, близкие родственники которого долго служили когда-то при дворе принцев Конде и пользовались их милостями.
– Я и не знал этого, – ответил Жозефине первый консул, – а впрочем, что за важность! Нет большой беды в том, что я компрометирую Коленкура. Тем вернее будет он служить мне, ибо никогда не дождется прощения.
Весь день прошел в невыносимых тревогах. Жозефина не выносила сильных ощущений и старалась отделаться от них.
Мадам де Ремюза свидетельствует:
Жозефине хотелось бы избежать разговоров о предстоявшей катастрофе. Она уже искала различные оправдания для нее, но мадам де Ремюза поставила себе задачей не давать ей успокоиться и неотступно умоляла ее действовать.