Кто укокошил натурщика?

— Да,… я действительно… немного… — смущённо лепечет автор, и сам уже видя, что залез куда-то не туда, но тут же пытается выкручиваться: — Впрочем, главный герой моего рассказа — редактор краеведческой телепрограммы, так что эти мои рассусоливания можно отнести на счёт ассоциаций, которые вызывала у героя эта поездка.

Итак, проехав по дамбе, пересекающей Печенежское водохранилище, которое харьковчане — народ сухопутный — патетически называют Печенежским морем, Кий Сало въехал в Старый Салтов и вскоре остановился на автозаправочной станции, дабы, образно выражаясь, своего металлического коня вишнёвой масти напоить студёным бензином. Возможно, на этом же самом месте 819 лет назад поил своего скакуна и князь Игорь Святославич.

На заправке, кроме её работника — парня лет двадцати в комбинезоне с эмблемой фирмы, коей эта бензоколонка принадлежала, присутствовало ещё одно живое существо: бездомный безродный пёс серо-чёрно-белой масти, харчующийся подачками работников и клиентов этого пункта.

Когда бак вишнёвой «Таврии» наполнялся горючим, пёс взирал на шофёра безучастно, положив морду на передние лапы и шевеля бровями. А когда водитель, отойдя от машины, достал из кармана жилета бумажник, вынул из него гривны с портретиками киевских князей Владимира Великого и Ярослава Мудрого, других выдающихся деятелей, и протянул деньги парню, пёс степенно встал, подошёл к нашему герою и, вперившись в него просящими очами, завилял хвостом.

В момент, когда заправщик взял купюры клиента, настроение собаки внезапно переменилось: она повернула морду на восток — в ту сторону, откуда приехала вишнёвая «Таврия», свирепо оскалилась и зарычала. Расплатившийся за бензин Кий Арнольдович обернулся глянуть, что вызвало недовольство пса, и стал свидетелем такой сцены: на заправку с трассы свильнул чёрный мотоцикл, на коем восседал человек, облачённый в чёрный мотошлем, чёрную куртку, чёрные перчатки, чёрные брюки и чёрные ботинки — таких мотовсадников нынче называют байкерами; затормозив рядом с «Таврией» нашего героя, заглянул в окошко автомобиля (а стёкла в нём прозрачные, не тонированные), решительно ухватился за ручку и дёрнул дверцу; пёс гавкнул, метнулся к чёрному мотоциклисту и вцепился челюстями в его ботинок; байкер крякнул, мотоцикл газанул; от рывка пса мотнуло, и он чудом не угодил под заднее колесо, выпустив жертву; незнакомец шуганул по трассе на запад, в сторону Харькова, а собака свирепо залаяла вслед.

Работник заправки, наблюдавший этот моментальный боевик с не меньшим изумлением, чем Кий Арнольдович, прокомментировал:

— Хотел, видать, в автомобиле тот тип чего-нибудь украсть. Украл бы, если б сей зверюга внезапно не разинул пасть и не куснул его за ногу, вмиг воровство предотвратив. Он удивил меня, ей-богу! Не пёс, а чистый детектив.

Кий Сало согласился:

— Сейчас я был бы обворован, не будь вор атакован псом. Он что, нарочно дрессирован бороться с автоворовством?

Парень возразил:

— Дворняга, не учёный сроду. Впервые так себя ведёт. Жил тише мыши здесь полгода, и вот… Я сам разинул рот!

— Стоп, стоп, стоп! Это что такое?! — восклицает вдруг уже не кто-то из персонажей, а внутренний голос автора. — Почему это персонажи заговорили стихами?! В реальной жизни люди так не разговаривают!

— Ну, «стихи» — это слишком громко сказано. Я не поэт, настоящих стихов писать, увы, не умею. Я бы назвал это просто рифмованно-ритмизированной прозой, — отвечает внутреннему голосу автор. — Да, в реальной жизни люди так не разговаривают, согласен. Но я же пишу не милицейский протокол реальной жизни, а так называемое художественное произведение, а в художественном произведении…

— В поэме или стихотворной пьесе — да, персонажи должны говорить стихами, но не в рассказе же! — перебивает внутренний голос. — В рассказе, пусть и фантастическом, персонажи должны говорить прозой и только прозой!

— Кому? — спрашивает у внутреннего голоса автор.

— Что «кому»? — переспрашивает внутренний голос.

— Вот ты говоришь: «персонажи должны», а я спрашиваю: кому? Кому именно что-то должны мои персонажи?

— Ну… Эээ… Читателю, — неуверенно отвечает внутренний голос.

— Ни мои персонажи, ни я лично читателю ничего не должны, мы у читателя ничего в долг не брали. Ну, а если читатель считает, что мы ему должны, то пусть добивается возвращения этого долга через суд. Творческая личность имеет право на выпендрёж, или, солиднее выражаясь, на художественную оригинальность. Если б мои способности были пошире, то мои персонажи не то что стихами заговорили, а запели бы оперные арии. Представляешь, как это было бы неординарно: фантастический рассказ, где персонажи общаются посредством оперных арий, с приложением нот! Но, увы, оперной музыки я сочинять не умею, поэтому пусть персонажи хотя бы просто говорят в рифму.

— Это неправильно, неправильно, неправильно… — бубнит внутренний голос.

— Зато, так сказать, оригинально. В миллионах рассказов персонажи говорят прозой, а у меня… Какое-никакое разнообразие. Считай это творческим поиском новых путей в литературе, — выкаблучивается автор.