Кто умеет считать больше трех — раб

Облака покрывали небо все гуще и гуще. Они отбрасывали на почву длинные, неясные, причудливо переплетенные тени. Тени все время двигались, сгущались, принимали самую разнообразную форму, напоминающую птиц и пауков, мотыльков и змей.

Наступила пора сумерек. Вычисления орбиты показали, что они длятся здесь около семи земных месяцев.

Резко увеличилось число трещин и кустов. Иногда занесешь ногу, чтобы перешагнуть узенькую трещину, а она тут же разольется целой паутиной таких же трещин. Они закружатся внизу, и ты замираешь с поднятой ногой, не зная, куда шагнуть. Скоро мы догадались, что большинство трещин — иллюзия, создаваемая облаками. Оставалось лишь определить, какие из преград настоящие. Однако сделать это было не так просто. Среди трещин и кустов выделялись более темные. Мы думали, что они и есть настоящие. Но ошиблись. Выявить какую-либо закономерность в образовании иллюзий не удавалось. Мы вооружились палками-щупами. Но передвигаться с их помощью можно было лишь очень медленно.

Каждая встреча с летучими гадами типа ящеров, которых мы прежде легко убивали из пистолетов, теперь стала смертельной опасностью: хищники удесятерялись на наших глазах, и мы не знали, какой из них реальный, а какие — иллюзия. Начались нервные расстройства, сопровождаемые тошнотой. Болезнь словно растворяла силу воли. Хотелось лишь одного — закрыть глаза и ничего не видеть: ни кустов, ни трещин, ни зеркального неба.

Тогда-то дикари появились снова. Мы не знали, сколько их. Они заполонили все вокруг, и оружие стало бесполезным. Один за другим погибали под ударами дубин и копий те из нас, в ком болезнь не подавила до конца силу воли. А мне и еще четверым уцелевшим досталась участь рабов. Сейчас дикари несут нас в свои южные селения, чтобы использовать в войне против другого племени.

Несущий меня дикарь заворчал, и я почувствовал, что падаю. Тошнота выворачивала внутренности. Мне было все равно, что со мной случится, и только боль от удара о жесткую землю на миг прояснила сознание.

Прозвучал голос верховного вождя:

— Сам иди.

Он обращался ко мне. Но я лежал неподвижно. Пусть убивают, лишь бы не раскрывать глаз и не видеть разбегающихся под ногами трещин и полчищ волосатых одноглазых дикарей, из которых одни реальные, а другие — марево.

Между дикарями завязалась перебранка. Они проголодались, устали. А тут еще начался дождь. Изрядно пошумев и обменявшись тумаками, от которых любой боксер Земли незамедлительно отправился бы в вечный нокаут, низколобые решили отдохнуть в ближайших пещерах.

Настали часы блаженства. Каменные своды спрятали нас от неба и облаков. Головокружение и тошнота прошли. Я мог спокойно раскрыть глаза.

В пещере густой смрад от грязных волосатых тел. Я насчитал восемнадцать дикарей. В дальнем углу темнела еще одна неподвижная фигура. Она чем-то отличалась от остальных. Вот она шевельнулась — и от неожиданной радости у меня встрепенулось сердце: это был Донат, второй штурман.

— Дон! — позвал я его и шагнул навстречу.

Мы обнялись, но тотчас послышалось недовольное ворчание. К нам направился вождь. Он подошел вплотную и в упор посмотрел сначала на Дона, потом на меня.

— Один — сюда. Второй — туда. Вместе два — нет.

— А он усвоил начала тирании: разделяй и властвуй, — проговорил Донат.

Мы не спешили расходиться, а вождь не торопил. Он стоял рядом, ворочая головой то в одну сторону, то в другую, разглядывая нас своим одним глазом.

— А ведь в твоем замечании, старина, содержится примечательная истина, пожалуй, даже открытие, — сказал я Донату. — Его логика такая же, как у нас, у землян. Она устремляется по тому же руслу. И его зрение в принципе ничем не отличается от нашего. Присмотрись, как он ворочает головой, чтобы лучше нас разглядеть...

Несколько секунд Донат молчал, наблюдая за вождем.

— Погоди... — сказал Донат. — Похоже, он действительно видит, как мы. Почему же...

— Да — почему же он свободно ориентируется там, где мы не можем двигаться? — закончил я.

Вождю, видимо, надоел наш разговор. Он зарычал и оттолкнул меня от Доната. Этого легкого толчка было достаточно, чтобы я отлетел к противоположному краю пещеры. Вождь засмеялся:

— Говоришь быстро. Силы нет. Говорить умеешь. Зверя бить можешь? Без луча? Птицу бить можешь? Руками? Шкуру ободрать? Сделать дубину?

Я молчал.

Вождь торжествовал.

— Ты. Говорить быстро. Ты. Считать много. Больше трех считать — раб.

И внезапно эта его постоянная фраза показалась мне ключом к пониманию. Ведь разгадка, кажется, так близко! Только бы не упустить нить! «Больше трех считать... Больше трех считать...»

Зрение дикаря в принципе не отличается от нашего. Его логика похожа на нашу. А это говорит и о другом подобии... Но в то же время он свободно ориентируется в таких условиях, где мы абсолютно беспомощны, а наша психика нарушена. Причем нарушена именно из-за зрительных ощущений. А что если...

Пять колышков стояли перед моими глазами. Пять колышков, которые вбил «приближенный» перед Аркадием. Значит, низколобые хорошо знали, что число предметов бывает больше трех, и что есть существа, которые могут их сосчитать...