Конечно, этот эксперимент мог стоить нам жизни, если бы догадка все-таки оказалась ложной. Но мы уже уверовали в нее. Мы не будем считать больше трех! Четыре — это смерть. После темной трещины только первые три мираж. Четвертая — пропасть.
Истина оказалась примитивной, как эти одноглазые дикари. Куда бы ты ни шел — не забывай считать до трех. Остальное несущественно. И самое главное — не давай воли воображению, чтобы сузить поле зрения и видеть в окружающем не все, что кажется реальностью, а только то, что нужно для движения. Как на войне: из окопа — весь мир в прорези прицела.
Я внимательно осматривал низколобых, пока не увидел, кто несет наши сумки. В каждой из них, среди прочих вещей, был пистолет. Я выбрал ближайшего темного дикаря с сумкой, отсчитал: один, два, три, — и, догнав четвертого, расстегнул карман сумки. Пальцы почувствовали холод рукоятки.
Дикарь даже не оглянулся.
Я включил пистолет. Элемент работал. Тонкий луч черкнул по очередной трещине — миражу, и почва задымилась.
Низколобые остановились. Вождь, угрожающе рыча, направился ко мне.
— Стой! — приказал я ему. — Не остановишься — убью.
В ответ он зашелся хриплым смехом.
— Раб, — говорил он сквозь смех. — Раб. Я — один! Я — много! Как попадешь?
— Я умею. Я считать до трех, — сказал я.
Он не поверил.
От темной фигуры я посчитал до трех. Луч выжег почву за два шага перед ним. Вождь испуганно отскочил. Смех замер.
— Власть переменилась, — сказал Донат. — Где живет то племя, которое умеет считать больше трех?
Они не поняли.
— Племя, — повторил Донат. — Рабы. Уметь считать. Три, четыре, пять. Где?
Вождь, озадаченный нашим выходом из рабского состояния, махнул рукой:
— Там. Далеко. Горы. Потом пустыня. В пустыне. Песок. Там.
Вот оно что! Там, очевидно, не образуются трещины — песчаная поверхность не трескается. Только в пустыне, только на песке на этой планете можно было научиться считать больше трех.
Путь был долгий, и мы пошли.