Кто ушел и кто придет (СИ)

— Во всяком случае, - тихо сказала Микаэла, - это лучше, чем испытывать какие угодно глубокие чувства к роботу. Твоя привязанность к Ларри – это… Ужасно. Твой дядя любил синтетиков, я знаю. Он проводил с ними все свободное время, они были для него как лучшие друзья, как дети… Но он был несчастный одинокий старик, у него не было никого и ничего. А у тебя было все, и ты все оставил.

— Мне уже говорила об этом мать. Я пытался начать другую жизнь и не смог. А что до наших с тобой отношений, то на разъезде настаивала ты. А помнишь, как я подошел к тебе и Фреду после того, как сбежал от Мортона? Вы оба даже не отвезли меня в больницу, даже не спросили, куда я пойду.

— Фред предлагал тебе помощь, - отрезала Микаэла, - а ты задрал нос и отвернулся.

— Если бы ты задрала нос и отвернулась от меня в таком виде, я догнал бы тебя и отвез к врачу.

— Ну, ничего. Ларри о тебе позаботился.

— Именно так, - зло сказал Ник. - Ларри сделал для меня больше, чем кто бы то ни было из людей, в том числе и ты. И ты еще удивляешься, что он много для меня значит?

На секунду ему показалось, что Микаэла сейчас его ударит. Но она резко отступила, села на кровать и приказала:

— Уходи. Видеть тебя не хочу. Убирайся!

Ник и не собирался задерживаться. Он чувствовал себя как после очередного разговора с матерью – усталым, разбитым, с больной головой. Своего он добился – Микаэла не станет распускать опасные слухи, а значит, Ларри ничего не грозит. Большего он от этого разговора и не ждал. Он молча развернулся и уже протянул руку к дверной ручке, но снова услышал голос Микаэлы:

— Постой. Забыла передать. Это от твоей матери.

Ник вздрогнул, повернулся и взял сложенный вчетверо листок.

— Незапечатано, - добавила Микаэла. Ясно - прочитала и теперь ждет, чтобы он тоже поскорее прочитал. Не дождется! Ничего хорошего там, конечно, нет, и он не собирается демонстрировать Микаэле свою реакцию.

— Спасибо, - Ник сжал письмо в руке. – Я пойду, не буду больше тебе… Надоедать, - это было, наверное, не самым подходящим словом, но другого он не мог подобрать. Жена двинулась за ним, но Микаэла позвала ее:

— Конни! Останьтесь ненадолго, я хочу с вами поговорить. Фред вас потом отвезет домой.

Зачем ей понадобилась Конни? А, неважно! Ник толкнул дверь.

Листок жег ему пальцы, и в коридоре он развернул письмо. Ник ждал хотя бы нескольких строчек, но там оказалась всего одна: «Человек должен быть с человеком». И все. Ни приветствия, ни какого-то вступления, ни прощания. Человек должен быть с человеком…

У Ника затряслись руки, от внезапной головной боли его замутило. Он прислонился плечом к стене, пережидая тошноту. Вот почему Микаэла так смотрела на него! Это письмо как по заказу подвело итог всему, что она только что кричала. Мать, наверное, ясновидящая, иначе как бы ей догадаться прислать именно это, именно с Микаэлой, именно сейчас? Да будь оно все проклято!

Его ослепило яростью, он треснул кулаком по стене, но вспышка тут же угасла, оставив его совсем без сил. Ник испуганно оглянулся – не хватало, чтобы кто-то обратил внимание на его движение и подошел с расспросами… Нет, гостиничный коридор пуст. Сжимая в руке злополучную записку, Ник поплелся дальше и остановился у лифта. Хотелось плакать. Почему мать не оставит его в покое? Почему он не может жить так, как хочет, почему не имеет права чувствовать то, что хочет?

Но, собственно, почему нет? Разорвать бумажку, и дело с концом… Ник даже взял листок двумя руками, но тут же свернул и спрятал в карман. Нет, на это он не осмелится. Что же тогда – выполнять ее приказ, как он всегда делал?

Он прошел через холл, спустился по ступеням, подкрашенным заходящим солнцем, и, глянув на окрестные здания, на аллею, на синеватую листву наратской растительности и темный горб плато Муравейник на горизонте, с горечью подумал, что несколько месяцев считал себя свободным, но, видно, не суждено ему таким стать. Словно невыразимо длинная рука с цепкими пальцами протянулась от Земли до Нарата и схватила его за шиворот, как всегда хватала, хоть в детстве, хоть потом, когда он вырос. Эх, ну что стоило Микаэле потерять эту записку!

Дома он прошел в полутемную гостиную, хотел поднять жалюзи, но вместо этого включил лампу на журнальном столике и опустился в кресло. Прямо перед ним на стене висело высокое узкое зеркало, и Ник видел в этом зеркале свое усталое лицо, очень бледное – или так казалось из-за сумрака? Он нашарил в кармане сигареты, но зажигалка куда-то запропастилась. Обронил в больнице или в гостинице… Вставать и идти за запасной не было сил. С незажженной сигаретой в зубах он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

Стукнула калитка, кто-то вошел в дом. Ник открыл глаза и вынул изо рта сигарету. Шаги в комнате…В зеркале показался знакомый силуэт, Ник увидел лицо, так похожее на его собственное, и, не оборачиваясь, тихо сказал:

— Привет, Ларри.