Кто в спальне король?

До отъезда Алана оставались считаные дни. Он лихорадочно занимался сборами, без конца куда-то ездил, с кем-то встречался. Мы виделись какими-то урывками, разговоры наши обрывались на полуслове. В те короткие моменты, когда мы оказывались вместе, наша любовь вспыхивала с такой невероятной силой, что, казалось, от нее можно умереть. При этом я в отчаянии смотрела на календарь и обнаруживала, что этих считаных дней остается все меньше и меньше. Может быть, надо было устроить тогда настоящую истерику, умолять его остаться, не отпускать любой ценой — ласками, просьбами, угрозами, шантажом? Да, надо было заставить его остаться! Но я ничего этого не делала, я не хотела ломать ему судьбу, и я надеялась, что расстаемся мы просто на какое-то время. Алан так настойчиво уверял меня в этом, и мне самой так хотелось верить, что я верила… Но с каждым считаным днем жить становилось труднее, невыносимее, вера в недолгую разлуку застилалась сомнением, и как ни утешал меня Алан, как ни обещал скорую встречу в свободном мире, успокоиться я уже не могла.

Однажды, совершенно случайно, я узнала о его небольшом обмане, но не стала ничего говорить. На самом деле обман был большим, даже огромным, но по сравнению с предстоящим скорым отъездом Алана все виделось мне, как в микроскопе, все уже не имело значения, а ссориться с ним и портить отношения перед его отъездом страшно не хотелось. На душе и без того было скверно.

А обман был такой. Поскольку в доме всюду были разбросаны вещи, Алан не успевал их убирать в предотъездной суете, и я невольно натыкалась на какие-то бумаги, записки, рисунки. Мне даже в голову не приходило заглядывать в них, но однажды на видном месте я случайно увидела забытый Аланом паспорт. И тут словно кто-то двинул моей рукой — я открыла этот паспорт и замерла: в нем стоял штамп о регистрации брака, датированный днем еще до отъезда Жоры! Я подумала сначала: нет, это какая-то ошибка. Этого просто не может быть, ведь разговоры о фиктивном браке начались существенно позже. Но никакой ошибки не было. Выходило, что Алан уже достаточно давно формально женат на этой американке. Более того — в штампе значился ее год рождения — она, оказывается, всего на два года старше его. Вот так пожилая дама, занимающаяся благотворительной деятельностью в пользу русских художников! Почему же он ничего мне не сказал? Не хотел огорчать? Боялся моей беспочвенной ревности? Я бросила паспорт на пол, схватилась руками за голову и заплакала. Нервы и так уже не выдерживали напряжения мучительного ожидания конца, а тут еще и это… Все — ложь! Ради чего бы она ни была, ложь есть ложь, обман, вранье, и ничто другое!

В этот момент в комнату вошел Алан. Он остановился в дверях, молча посмотрел на меня. Я обернулась. На его лице играли желваки, глаза смотрели как-то нехорошо. Я испугалась.

— Ты трогала мои вещи?! — хрипло спросил он.

Я вскочила и закричала:

— Мне не нужны твои вещи! Все! Хватит!

Захлебываясь слезами, я стала лихорадочно собирать свое небольшое имущество и кидать в первую попавшуюся сумку. Мир не просто пошатнулся — он рушился и стремительно несся в пропасть.

Алан наклонился, поднял с пола свой паспорт и вдруг сказал с досадой:

— Какой же я идиот! Сам во всем виноват! — затем повернулся ко мне. — Машенька, куда же ты? Ну, прости меня, дурака, в последний раз прости! Не уходи…

— Ты обманул меня! — проговорила я с трудом. — Я так не могу! Я больше ни на секунду не останусь здесь!

— Пойми, я не хотел тебе говорить, не хотел тебя расстраивать. Да, я давно оформил фиктивный брак, но что это меняет? — Алан осторожно обнял меня, я вырвалась. Он снова схватил меня за плечи, развернул к себе, посмотрел мне в лицо. — Маша, если мы сейчас поссоримся, это будет надолго. Я не хочу так уезжать…

— А я не хочу, чтобы ты уезжал! — крикнула я. — Жить с твоей тенью не могу! Тебя уже нет со мной, ты там, там, там!

Он сел, усадил меня к себе на колени и стал отчаянно целовать. И у меня уже не было сил вырваться. Мы вместе стремительно понеслись в пропасть, цепляясь за обломки рушившегося мира. А дальше? Мы снова оказались в постели, на нашем драгоценном скрипучем диване на низких ножках. В каком-то безумном отчаянии мы дарили друг другу последние, прощальные ласки.

Через несколько дней были проводы, пришли какие-то из оставшихся друзей. Дым, разговоры… Я плохо помню, все было, как в тумане. Помню только ночь и бессмысленные обещания и клятвы. Мы любили друг друга, как никогда. Это было в последний раз…

Потом — дорога в аэропорт.

Нет, не так. Мы попрощались дома — Алан попросил меня не приезжать в Шереметьево. Это и ему, и мне было бы слишком тяжело. Там мы все равно не сможем быть вместе, все слишком строго, меня не пустят. Я пожелала ему счастливого пути. Он обещал связаться со мной, как только представится возможность. Просил меня пожить хоть немного в его доме — так ему будет легче мысленно общаться со мной оттуда…