Сидя с закрытыми глазами, он тяжело вздохнул, потом, достав из кармана капсулу ксанакса, запил ее элем. Он стал злоупотреблять медикаментами. Вроде бы они должны были успокаивать, но с некоторых пор эффект пропал.
Неужели его ждет утрата роскошного, привилегированного положения, к которому он привык? Неужели ему грозит разоблачение? Невероятно! Прошлое, которое он так удачно утаивал, теперь вздумало предъявить ему счет. Над его настоящим, над его статусом нависла опасность. А будущее рисовалось таким ужасным, что лучше было вовсе о нем не думать.
– Здравствуй, мой дорогой, – сказала Хелен, входя.
Бэнник вскочил и широко раскинул руки, чтобы вежливо ее приобнять, чмокнул в щеку – ничего сексуального.
– Чудесно выглядишь, Хелен.
– Благодарю. – Она перевела взгляд на свое красное платье без рукавов. – Нравится? Это «Шанель».
– Красота! С ума сойти!
– Спасибо, мой дорогой. – Родом она была из городка в Джорджии, мнила себя настоящей южной красавицей и некоторые слова выговаривала с южным акцентом. Пристально на него глядя, она продолжила, хмурясь: – У тебя усталый вид, мой судья. Тени вокруг глаз… Опять бессонница?
Бессонницей он никогда не страдал, тем не менее ответил:
– Она самая. Заседание за заседанием… – Вежливость помешала ему заметить: «Ну а ты как, Хелен? Я замечаю жирок у тебя на талии. Где твоя былая стройность?»
Впрочем, все знали, что Хелен не отказывалась от борьбы за молодость и стройность: вечные диеты, занятия спортом до седьмого пота, следование моде, изучение новейших вариантов хирургического вмешательства, тщательное использование самой дорогой косметики. Он очень в ней это ценил. Она утверждала, что дожидается некоей потрясающей женской виагры, чтобы падать в постель с первым встречным. Об этом они упоминали со смехом, поскольку обычно избегали темы секса.
Она так старалась выглядеть молодой, что он не позволял себе замечаний, способных поколебать ее уверенность в себе. Он посмотрел на ее ноги – ее обувь всегда была приятным сюрпризом, вот и сегодня он с удовольствием оценил изящество ее леопардовых туфелек из тончайшей кожи.
– Хвалю твои рискованные каблуки, – сказал он со смехом. – «Джимми Чу»?
– Как всегда.
Они простились с Мельбой и, как всегда, сели в «Мерседес» Хелен: снобизм не позволил бы ей прибыть в загородный клуб на «Форде». Бэнник усадил ее в пассажирское кресло, а сам сел за руль. Было уже 7.40 вечера, до клуба пятнадцать минут езды. Они обсудили его загруженную рабочую неделю, ее внуков в Орландо – в своей испорченности те могли винить только избыток денег. На одиннадцатой минуте она не выдержала:
– Мой судья выглядит озабоченным. В чем дело?
– Ничего особенного. Предвкушаю восхитительный ужин: резинового цыпленка и холодный горошек.
– Не так все плохо. Просто никак не выберем себе нового шеф-повара.
Оба были членами клуба и знали, в чем беда. Очередной шеф-повар трудился полгода, после чего его увольняли. Ни одному не удавалось пока удовлетворить все требования изысканной публики, убедившей себя, что знает толк в еде и вине.
Загородный клуб «Эскамбия» существовал уже сотню лет, в нем состояло пятьсот человек, да еще имелся длинный список кандидатов в члены. Это был самый шикарный загородный клуб в Пенсаколе и его окрестностях, о членстве в нем мечтали все состоятельные семьи, а также те, кто еще только штурмовал финансовые вершины. Главный зал клуба с трех сторон окружали воды залива, во все стороны от него струились безупречные аллеи. Все здесь, от извилистой тенистой дорожки для подачи лимузинов до двухсот ярдов ухоженного парка, свидетельствовало о «старых» деньгах и об особом положении приезжающих сюда людей.
Члены клуба выходили из немецких автомобилей под изогнутый козырек, где их встречали привратники в черных галстуках. Не хватало разве что красной ковровой дорожки. Хелен с удовольствием говорила «Ну, добрый вечер, Герберт» привратнику, уже много лет открывавшему перед ней дверь. Сразу забыв о старике Герберте, она взяла под руку судью Бэнника и вплыла с ним в роскошный холл, где сновали с подносами шампанского официанты. Хелен мгновенно схватила бокал – явно не первый для нее за этот день. Судья ограничился газировкой. Впереди был длинный вечер и еще более длинное воскресенье.