Кто в тереме живёт, или Хроники мелкого рантье

– А чем вам Кантемировка не угодила?

– Да что ж там хорошего, Алёша? Новостройка обычная. Потолки два семьдесят, балкончик с гулькин нос. Рядом с домом ещё три котлована роются. Везде заборы сплошные да грязюка непролазная, как в глухой деревне… Да бог с нами, Алёша! Речь-то даже не о нас! Мы-то с Пашей если ещё лет десять протянем – и ладно, и достаточно. Мы ведь сейчас за вас с Витькой бьёмся, за ваши интересы! Чтобы вы нас потом добрым словом помянули, когда у самих семьи появятся… Ты скажи, Алёша: разве тебе тут плохо будет? Разве плохо? В таких-то хоромах?! Когда своя комната изолированная и санузел под боком? Живи да радуйся, господи! Хочешь музыку послушать – пожалуйста, слушай. Хочешь друзей или девушку привести – пожалуйста, веди. Мы с папой препятствовать не станем. Наоборот: уйдём в свою комнату, дверь прикроем и будем телевизор смотреть… А в мае, Алёша – вообще раздолье! Сядем мы с Пашей на машину, прицеп прицепим – и до осени в деревню отчалим. Будем там для вас картошечку выращивать и варенье варить. А вы здесь с Виктором будете – полновластные хозяева…

Крылов вдруг представил себе – ярко, как в фотовспышке: длинный коридор, заставленный мешками с картошкой, а между ними – пробирающуюся Машку с кофейником в руке… Или ещё хлеще: комната, диван, а на диване, прямо под ним – голая Машка, привычно обхватившая его плечи ногами. И вот они движутся всё быстрее, с волны на волну, дружно и неутомимо, и машкины ноги взмывают и бьются у него за спиной, словно крылья. И в то самое мгновение, когда остаётся лишь – оттолкнуться и лететь, лететь, блаженно вслушиваясь в пронзительный машкин клёкот, он вдруг слышит: скучливый бубнёж телевизора, наползающий справа, и разухабистый братнин припев, доносящийся слева…

– Нереально, мам. В принципе.

– О, господи! Да что ж тут нереального, Алёша?!

– Да всё.

– А именно?

Он набрал в лёгкие побольше воздуха:

– Ну, в общем… так. Вчера я принял своё окончательное решение и менять его не собираюсь. И любые. Дальнейшие. Разговоры. На эту. Тему. Считаю. Совершенно. Бессмысленными.

Губы матери внезапно затряслись, а по её щекам прозмеились две дорожки, тёмные от туши. Крылов оторопел: он ещё ни разу в жизни не видел мать плачущей! Возмущённой – да, расстроенной – сколько угодно. Но чтоб вот так – с трясущимися от обиды губами и слезами на щеках…Отчим завёл мотор и мешковато приобнял её за плечи: