И чем дольше Крылов общался с "Золотым веком" и его президентом – тем спокойней становилось у него на душе. Он всё больше и больше убеждался, что участвует в очень важном и нужном демократическом деле, и что та тысяча долларов в месяц, которую он стабильно зарабатывал на рекламе Фонда, были деньги абсолютно чистые и честные. Он так в этом уверился, что даже стал подписывать рекламные статьи не псевдонимом "Иван Петровский", как раньше, а своей собственной фамилией…
Седьмого июня девяносто четвёртого года на редакцию вдруг обрушился шквал звонков от вкладчиков "Золотого века", требовавших к телефону именно его, журналиста Алексея Крылова. Вкладчики, в основном пожилые люди, категорически требовали объяснений. Их чрезвычайно интересовало, куда подевался Фонд и вместе с ним – их последние сбережения. Многие плакали, рассказывая, что влезли в долги, чтобы приобрести акции Фонда и что-то заработать…
Крылов терпеливо выслушал всех и пообещал разобраться. Потом взял такси и помчался в офис "Золотого века". Там он обнаружил лишь пустые комнаты и одинокую пальму в бывшем кабинете Кахи Эдуардовича. Весь внутренний двор здания был усеян бумагами. В дальнем углу двора, на площадке для мусора, догорал костёр из сотен картонных папок, уложенных в штабеля. Огонь лизал им бока, штабеля оседали и рушились.
Глава 34. Балычок, палач, шур-шур
Крылов отшвыривает буклет от себя. Прочь, прочь! В угли, в пекло, в самый жар… Он наклоняется и вновь толкает мешок ногой. Из него вновь сыплются какие-то блокноты, папки и дискеты. Вслед за дискетами на пол со стуком выпадает что-то массивное.
Ах, да. Разумеется. Подставка для настольного календаря. Деревянная, покрытая тёмно-коричневым лаком. С пластмассовым медальоном слева, на котором изображены былинный богатырь с поднятым мечом и былинный мастер в длинном фартуке, сжимающий кувалду. И надпись внизу: "Жданск – город-воин, город-труженик!" Крылов берёт подставку и вертит в руках, вспоминая. Ну, да, да. Жданская племянница Любовь Ивановны. Её подарок…
В середине июля 98-го года Любовь Ивановну доставили в реанимацию. Ночью, прямо из больничной палаты. Наутро позвонили Крылову и сообщили, что бабуля, слава богу, жива и что днём её снова вернут в палату. Но, в целом, ситуация критическая и чтоб на всякий случай – готовился… Он отпросился с работы и позвонил в Жданск. Лида приехала после обеда. Вошла в прихожую, поставила сумку на коврик. Всё, как обычно: коричневый плащ, сильно выгоревший на плечах, зелёная косынка с синим узором, осунувшееся лицо. Только взгляд изменился: вместо прежней затравленности Крылов вдруг отметил – решимость. Угрюмую и твёрдую, как скала. Которую – не свернёшь…
И – с порога, не раздеваясь:
– Мы не согласны!
Он озадачился.
– С чем именно?!
– Со всем!
– Вы плащ снимите, пожалуйста. И объясните спокойно, что стряслось…