Кто вам сказал, что вы живы? Психофилософский роман

Что такое одежда для женщины? Это проверка ее вкуса. Она пришла в зеленой шляпке с ярко накрашенными губами? Все. До свидания! Твоя женщина не может так ходить. Не может и все!

Пожалуйста, убеждай себя в том, что, мол, у нее какая-то невероятная душа тря-ля-ля, понимание тебя такое, что ой-ой-ой, борщи-котлеты ах-ах-ах…

Мило это все. Но не работает. Не работает! Кривишься, когда она приходит, – все! До свидания!

Когда мужчина смотрит на свою женщину, его взгляд должен становиться масляным. Да! Настроение должно подниматься. Ощущение гармонии должно приходить.

И дело даже не в том, что, мол, нет у нее вкуса в одежде, значит, и вовсе вкуса не имеется. Просто, если при встрече с ней взгляд не становится масляным – значит, шансов у вас нет. Кранты!

Как она одевается – это важно. Всякие другие их штуки можно пережить, только не эту.

Вот, например, когда тебе уже полтинник… Да ладно! Если тебе даже сороковник всего… Да, где-то примерно в этом возрасте выясняется, что любая женщина говорит глупости, то есть ее прекрасные губы произносят не то, что ты хотел бы услышать, а какую-нибудь чушь. Примерно к сорока годам ощущение этого превращается в уверенность.

И что? Нормально. Не стоит обращать особое внимание, потому что это та данность, которую не изменить.

Но зеленая шляпка с ярко накрашенными губами…И какие-нибудь красные штаны.

Сочетание цветов в бабской одежде – это важно. Если женщина не умеет сочетать цвета в одежде, она не умеет сочетать ничего и в жизни.

Или еще – огромное декольте, как бы предлагающее всем если и не увидеть, то явственно представить то, что, казалось бы, предназначается именно тебе.

И вообще, вызывающая одежда… Мол, смотрите все, как я красиво одеваюсь.

Женщина должна быть одета так, чтобы мужской взгляд нежнел. Нет такого слова: нежнел? И – ладно. Слова нет, а действие есть. И если он не нежнеет, тогда – давай, до свиданья. Все. Любовь вышла на финишную прямую.

Ладно… Говорите мне там про духовность… Про понимание… Конечно… Хорошо… Почему бы и не поговорить?

Но когда ты смотришь на свою любимую, ты должен сам себе завидовать, что у тебя – и только у тебя – есть такая красивая женщина.

Все эти ваши духовности, душевности и понимания исчезнут, если не будет нежнеть взгляд ваш, когда вы смотрите на женщину.

Любовь – это сначала обладание, а потом – понимание. На понимание вся жизнь может уйти, а обладать нужно только самым прекрасным.

Ну, разве это не очевидно?

Зачем я про это думаю и говорю?

Я поворачиваю голову и смотрю на ее спящее лицо.

Если женщина с закрытыми глазами кажется тебе прекрасной – значит, ты влюбился.

Я влюбился?

В нее?

Прям так всерьез влюбился?

И собеседники мои, что Первый, что Второй, сидящие внутри меня, – заткнулись. Поняли бессмысленность своих оценок и замолчали.

Я влюбился?

Я – старый, циничный, уставший, даже не предполагающий, по большому счету, ничего менять в своей жизни, не верящий никому и не желающий, если честно, никому верить, старый – повторю я еще раз, уставший – повторю я еще сто раз, не стремящийся ни к каким переменам, я – Сергей Сергеевич Петров, лысеющий придурок с язвой в животе, – влюбился?

Она открыла глаза и улыбнулась. Мне.

Я почувствовал внутри что-то такое, чего, как мне казалось, у меня уже не было, потому что умерло.

Я целовал ее долго, в надежде, что это «что-то» исчезнет или, во всяком случае, я не буду на нем сосредотачиваться.

Но оно только росло. Я не знаю, как «оно» называется. И я не хочу придумывать «ему» имя.

Я знаю только, что это теплое внутри разрастается только тогда, когда на меня смотрит она.

На старого лысеющего придурка с язвой в животе смотрит она.

Я влюбился?

_______________________________________________

Я еще раз сильно потер глаза и робко постучал в мамину комнату.

– Заходи, мой мальчик.

Мама изо всех сил старалась говорить нежно.

В телевизоре кричали про всяких разных врагов, которые – гады – мешают нам жить хорошо и прекрасно в нашей лучшей на свете из стран.

Я вылупил на маму свои красные глаза и сказал, как мог тихо и жалостливо:

– Мам, я пойду подышу, а то голова раскалывается.

– Конечно, мой хороший, разумеется, – нежно ответила мама, не отрываясь от телевизионных дебатов.

Я вернулся в свою комнату и глянул на часы. Два. И на фига я назначил на два тридцать?

Ляга сидела на острове и глядела на меня печально. Я уже перестал убеждать себя в том, что она смотрит именно на меня. Мне плевать – так это на самом деле или нет. Я вижу так. Значит, я прав.

Я подсел к аквариуму и спросил:

– Ляга, ты понимаешь, что ты – любовь всей моей жизни? Ни фига ты не понимаешь, глупое создание, – вздохнул я.

Ляга бросила на меня взгляд – да, именно так: бросила на меня взгляд – и прыгнула в бассейн.

Я расхохотался:

– Ну что, любовь всей моей жизни, пойдем знакомиться с прекрасной девушкой. С самой прекрасной на свете…

Ляга почему-то никак не хотела ловиться, а потом категорически отказывалась садиться в ляговоз.

В результате я опоздал.

Евсеева сидела на остановке, делала вид, что читает учебник, а сама нервно поглядывала по сторонам.

Она ждала меня, и это было классно.