Мы с Иркой отпрянули друг от друга.
Потом я провожал ее, и мы долго целовались в подъезде, сидя на подоконнике.
Я возвращался домой.
Холодное облако внутри уже давно потеплело. Никогда в жизни мне не было так тепло внутри.
Я вошел домой и понял, что мне ужасно хочется рассказать про то, что со мной происходит.
Мама смотрела телевизор. Отца не было.
Ляга – мой единственный собеседник – дремала на своем острове и совершенно не выказывала желания выслушать мои истории.
Тогда я раскрал компьютер и начал писать.
Конечно, если бы я был настоящий поэт, я бы написал что-нибудь лирическое типа: я помню чудное мгновенье, здрасьте вам…
Но я же так – побалдеть. Я к своим стихам серьезно не отношусь. Впрочем, к чему я отношусь серьезно? Разве что к Ирке…
Почему-то вот такое получилось – про уход.
Хотя должно было бы про приход, а получилось про другое.
Ну и ладно.
– Как думаешь, у нас с Иркой все классно получится, а? – спросил я Лягу.
Лягушка открыла глаза.
Она посмотрела на меня ласково и чуть высокомерно.
Так иногда на меня смотрели родители в те редкие минуты, когда сосредотачивались на мне.
И я почему-то решил, что Ляга решила сообщить мне, что с Иркой непременно все будет классно.
_______________________________________________
Как легко мне стало жить, когда появилась Ирма. Все-таки, что бы там кто ни говорил, могу повторять бесконечно: любовь только тогда настоящая, когда женщина закрывает для тебя целый мир, когда она, собственно, и становится этим самым миром.
Только такая любовь имеет шанс не быть похороненной на кладбище чувств.
Мой день начинался с того, что я получал эсэмэску от Ирмы: «Доброе утро, мой хороший». А заканчивался ее «Спокойной ночи, любимый!» В рамках этих двух приветов мне было хорошо и замечательно жить.
И, главное, легко. Я не ожидал, что когда-нибудь рискну так сильно привязаться к женщине, – все-таки мой опыт доказывает, что этого делать не стоит. А то ведь, когда она уйдет, ты окажешься в пустоте. И как же жить тогда – в абсолютном вакууме?
Но вот ведь…
Настоящая любовь делает жизнь спокойной и осмысленной. И эти, столь желанные, спокойствие и осмысленность побеждают даже страх и запросто перечеркивают опыт.
Если бы писать мне было проще, чем надиктовывать, и я бы на старости лет решил стать писателем, я бы непременно написал роман про любовь и назвал бы его «Хождение по граблям».
Мне кажется, это лучшее название романа про любовь. Причем шагаем мы по граблям и, соответственно, получаем по лбу с каким-то первозданным восторгом и радостью.
И все шагаем и шагаем. И все получаем по лбу и получаем. И ничего с этим не поделаешь.
Одинокие, упертые в деньги, мужики придумали: мол, спасение в работе. Это когда любви нет. А когда есть она, понимаешь, что спасение в женщине, в ней смысл.
Банально? Да ради бога! Банальность – это абсолютная истина, это то, что не нуждается ни в каких доказательствах.
Да, только женщина дает мужчине понимание смысла и сути жизни. Это банальность. И она не требует доказательств. И я счастлив, что моей, всегда такой нелепой, жизнью именно эта банальность и руководит.
Мне нравится говорить о любви. Да, мне сидеть тут в студии и говорить всякие слова про любовь – здорово! Потому что само это – до невозможности банальное – слово «любовь» мне очень по душе, от него становится тепло.
– Красиво, – услышал я за своей спиной.
Оглянулся, прекрасно понимая, кто это. Этот голос не забудется никогда: Ирка.
Зачем она пришла, Господи? Опять ругаться и грозить?..
– Зачем ты пришла? – спросил я и выключил оборудование.
…Она ушла.
Она ушла, оставив у меня полузабытое, но такое мне родное ощущение собственной мерзости и говнистости.
Нет-нет, все было прилично: Ирка на меня не бросалась, не ругалась – и от того еще хуже.
– Красиво говоришь, – произнесла она совершенно спокойно.
Потом подошла ко мне и положила передо мной фотографии.
На них мы с Ирмой сидели в ресторане…
– Как ты нашла… – начал было я, но быстро понял: как.