Кто вам сказал, что вы живы? Психофилософский роман

Я не люблю рестораны. Мне не бывает в них уютно. Я чувствую себя в них чужим. Мне все время кажется, что мне нахамят, обманут, невкусно накормят. В ресторан надо приходить так, словно ты – хозяин жизни, а у меня так не получается никогда.

Поэтому я хожу в один и тот же ресторан. Со всеми своими дамами. Там меня уже знают и делают вид, что любят.

Поэтому меня не трудно вычислить.

На одной фотографии мы сидели, взяв друг друга за руки. На другой целовались.

– Ловко ты шпионишь, – усмехнулся я. – И чего?

Ирка взяла стул и села так, чтобы видеть мое лицо.

И я ее лицо тоже видел. Оно было печально, в нем совсем не читалась агрессия.

– Я люблю тебя, Серый, – сказала Ирка. – Что мне делать?

Я отвернулся.

– Серенький, я придумала, как тебе отомстить. Твоя баба, конечно, не суперзвезда. Но она и не костюмер, чья личная жизнь не волнует никого, даже ее подруг. Новый любовник Ирмы Стук – это, конечно, не роман Пугачевой и Галкина, и не новая возлюбленная Лепса, но тоже неплохо.

– Ты пришла меня шантажировать?

– Ага, – улыбнулась Ирка. – Правда, я придумала тебе хорошую месть? Думаю, я могу на этом неплохо заработать, как считаешь? За Ирму Стук, конечно, много не заплатят, но явно побольше, чем моя зарплата. За несколько месяцев. Зато вас потом наверняка пригласят на ток-шоу. И твою жену малахольную тоже позовут. Серенький, ты станешь знаменитым. Тебя, может быть, даже сделают, наконец, заведующим цехом. И зарплату прибавят. А у Ирмы твоей вырастут гонорары за корпоративы. В общем, всем будет хорошо.

– Чего тебе надо?

– Тебя мне надо, Серый. Вот ведь горе-то какое. Тебя.

Ира взяла фотографии и начала их рвать на мелкие кусочки.

Это было, как водится, по-театральному мелодраматично и неприятно.

Ира улыбнулась:

– Не бойся, Серенький, если тебе фотки нужны на память, я еще напечатаю. Они у меня в телефоне есть. А ты сильно увлекся певичкой своей. Я за соседним столиком сидела, ты на меня внимания не обратил. Врубился? Ни капельки своего благосклонного внимания на меня не обратил. Ты никого не видишь, кроме нее. Любовь потому что. Ты что, всерьез веришь, что это навсегда?

– Чего тебе надо? – повторил я самый идиотский вопрос из всех возможных. – Ты пришла меня шантажировать?

– У меня, Серенький, не получается тебе мстить, вот в чем проблема, понимаешь?

Я увидел, что Ирке неловко. Такого никогда не бывало.

– Не получается, – повторила Ирка печально. – Я не могу тебе плохо сделать, вот ведь ужас. Я совершенно не хотела в тебя влюбляться, как-то само получилось.

– Ты пришла мне сообщить все это? Зачем? – Я чувствовал, что начинаю жалеть ее, и это меня бесило. Взбешивало, как принято нынче говорить.

– А я все время хочу к тебе. Вот и все. Не бойся меня, Серенький, я мстить не буду. Я буду тебя ждать. Потому что певичка эта тебе надоест скоро. Или не скоро. Но надоест. И ты это прекрасно знаешь, дорогой мой. Потому что Господь дал тебе множество прекрасных качеств, но Он не научил тебя любить. И ты это прекрасно знаешь. Тебе от женщины нужно тепло, и чтобы она картошку жарила не лишь бы как, а как ты любишь. Вот и все. Еще она должна постоянно проявлять нежность в отношении тебя. А Ирма твоя этого делать не станет: у нее на лице крупными буквами написано, что она – звезда, и никто в этом мире ее не интересует так, как она сама себя интересует. Никто ее так не волнует. Ей, наверное, тоже тепла не хватает. И она будет тебе некоторое время благодарна за тепло. А тепло ты давать умеешь, батарея моя. Некоторое время… А потом… Страдания и гудбай. И ты это знаешь прекрасно. И про себя ты все прекрасно понимаешь. Врешь, конечно, придумываешь. Но знаешь все. Я буду ждать тебя, Серенький. У меня не получается ни злиться на тебя, ни обижаться. Надеюсь, что у меня получится ждать. Так и знай.

И она ушла.

А я почувствовал себя окончательным говном.

И еще думал о том, что надо бы мне уволиться из театра, где все напоминает про то, про что хочется забыть.

И я даже знаю, как это сделать. Точнее, знаю, куда я пойду работать, если хватит сил уволиться. Я знал это место. И оно ждало меня.

Только страшно делалось от всех этих перемен. Ужасно страшно.

_______________________________________________

Ирка сказала:

– Мамусик отваливает в командировку. Завтра уедет днем, послезавтра приедет днем. Вечер наш. Сечешь момент?

Я сек, конечно.

Ирка посмотрела на меня лирично.

Потом подошла, положила руки на плечи и посмотрела так лирично, что я чуть в обморок не рухнул.

Я, конечно, все просек окончательно, сгреб ее, поцеловал долго, по-настоящему.

Ирка пошла в подъезд, а я поплелся домой, куда идти совсем не хотелось.

Родители в последнее время стали уж как-то больно сильно базарить. Периодически даже до моего, совсем не тонкого, слуха доносилось слово «развод».

Мамашка активизировалась, отползла от телека и все время орала чего-то про погубленную жизнь. Отец запирался в кабинете и отстреливался редкими репликами типа «сама дура».

Короче, им вообще стало не до меня.