Кто виноват в трагедии 22 июня?

В декабре 1941 г. в немецкий плен попал командующий 20-й армией генерал Лукин. На допросах он изложил свое видение будущего России под управлением Германии и советовал, что надо предпринять немцам, чтобы организовать восстание в СССР для свержения власти Сталина. Одним из тех, кто может примкнуть к восстанию при определенных условиях, Лукин назвал Тимошенко.

Вызывают интерес и материалы допроса генерала Власова, сдавшегося в плен дважды: в 1942 г. немцам, а в 1945-м – нашим. Советским следователям он рассказал о допросах его немцами, где, в частности, задавались вопросы: «…может ли Жуков стать вторым Тухачевским?» и «…об антисоветских настроениях Тимошенко». И хотя, по словам Власова, он не подтвердил ни то ни другое, но само появление таких вопросов вполне может служить доказательством русской пословицы «Не бывает дыма без огня».

Кстати, Тимошенко был сослуживцем командующего Киевским округом Уборевича, одного из руководителей военного блока заговора Троцкого. Он вполне мог разделять взгляды заговорщиков на смену Сталина. Повторюсь, раскулачивание, насильственное объединение крестьян в колхозы, борьба с православием, красный террор и репрессии 1930-х – все это нажило советской власти сотни тысяч врагов. Выходец из крестьянской семьи, ощутившей на себе и своих близких все «прелести» новой власти, Тимошенко вполне мог быть среди них.

В пользу версии о предательстве Тимошенко Мартиросян вспоминает, что среди пяти вопросов, которые комиссия Покровского задавала генералам, был странный, на первый взгляд, вопрос № 3: «Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня?»

В вопросе речь шла о доставке в войска директивы № 1, известной всем по фильмам о войне (мы уже вспоминали выше: Жуков-Ульянов убеждает растерянного Сталина…).

Как известно из мемуаров Жукова, поздним вечером 21 июня они с Тимошенко и Ватутиным прибыли в кабинет Сталина, привезя с собой проект той директивы. Сталин откорректировал ее текст, после чего Жуков «…с Н.Ф. Ватутиным вышли в другую комнату и быстро составили проект директивы наркома». Этот вариант Сталина удовлетворил, и он, прочтя ее, передал Тимошенко для подписи. «С этой директивой Н.Ф. Ватутин немедленно выехал в Генштаб, чтобы тотчас же передать ее в округа».

Зачем Покровский спрашивал, если и так все ясно? Ведь написано же «немедленно выехал», значит, если куда-то директива пришла с опозданием, то либо связисты не успели передать, либо шифровальщики долго кодировали.

Но такимиже нелепыми сначала казались и вопросы № 1 и 2 (см. выше), но это только сначала. А теперь подробнее:

21 июня Тимошенко и Жуков вошли в кабинет Сталина в 20.50, выйдя из него в 22.20 (зафиксировано в журнале учета посещений кабинета Сталина). До войны оставалось 5 часов 40 мин.

Маршал Василевский (бывший тогда заместителем начальника оперативного отдела Генштаба) вспоминал: «В первом часу ночи на 22 июня нас обязали в срочном порядке передать поступившую от начальника Генерального штаба Жукова подписанную наркомом обороны и им директиву…»

Если учесть, что от Кремля до Генштаба в те времена, да еще ночью, на машине можно было доехать за 5—10 мин., то возникает простой и наивный вопрос: «А где почти 2 часа находилась директива, с которой Ватутин «немедленно выехал» в Генштаб?»…

Чтобы разобраться в тайне директивы № 1, Мартиросян приводит выдержки из мемуаров Жукова и адмирала флота Кузнецова, бывшего в то время наркомом ВМФ. Кузнецов описывает приключения директивы не так, как приведено у Жукова:

Похоже, Жуков еще раз пойман, мягко скажем, на лукавстве:

Во-первых, Ватутин не мог сначала войти в кабинет Сталина, затем выйти с Жуковым в другую комнату, а потом «с этой директивой немедленно выехать в Генштаб», потой простой причине, что его не было в кабинете Сталина (21 июня его фамилии нет в журнале учета посещений, 17 и 23 июня есть, а 21-го – нет).

Во-вторых, и Жуков с Тимошенко, приехав в Генштаб, не стали «тотчас передавать ее в округа», а принялись переписывать ее на бланк для шифровальщиков – Тимошенко диктовал, а Жуков писал. Кузнецов, вызванный наркомом, застал их за этим занятием в начале 12 часов вечера, то есть приблизительно в 23.10–23.15.