Кто Вы, «Железный Феликс»?

10 июля 1922 г. Дзержинский направил протест в НКЮст по поводу решения особой сессии народного суда от 4 июля, вынесшей по делу содержательницы дома терпимости Комаровой и др. приговор «весьма мягкий, найдя в этой позорной профессии смягчающие вину обстоятельства». Он писал, что его интересует не юридическая сторона, а бытовая — политическая: «Разве в рабочем государстве суд может к таким преступлениям подходить с индивидуальной точки зрения? Это чисто буржуазный, мещанский подход, в корне противоречащий нашему сознанию, как рабочего государства. Каленым железом надо вытравлять это наследие капитализма — жить с эксплуатации чужого женского тела. Когда я прочел в газете приговор, я обратился к обвинителю с указанием на необходимость протестовать, но мне кажется, что НКЮст должен был бы публично в печати по этому вопросу высказаться, иначе нэп победит наш суд»^{2213}.

После 12 июля Д. И. Курский прислал Дзержинскому ответ по делу Комаровой. Согласившись с необходимостью решительной борьбы с проституцией, он поставил на вид Президиуму Московского нарсуда недостаточную подготовку судебного процесса и прямое нарушение циркуляров НКЮ, по которым председатель и заседатели особой сессии должен быть обязательно коммунистами, тогда как председателем был назначен врач-психиатор Сегалов, «беспартийный, мягкотелый интеллигент» — это бесцельно, недопустимо. К тому же обвинитель Луцкий отказался обвинять сотрудников милиции, допустивших попустительство содержательнице притона^{2214}. Во второй половине июля Комарова была осуждена особой сессией народного суда.

21 апреля 1924 г. Дзержинский направил в ЦКК РКП(б) на имя М. Ф. Шкирятова письмо, в котором отрицательно отозвался об анонимной анкете, рассылаемой по почте во все государственные учреждения, в том числе и в ОГПУ, о половом воспитании рабочей молодежи: «Я слышал, что такие анкеты придуманы нашими умниками. Считаю их преступлением против молодежи и Соввласти и таких, кто придумал, по-моему, надо гнать. Вам следовало бы этим заняться»^{2215}.

Дзержинский нетерпимо относился к пьянству, считая, что носители этого порока не должны служить в ведомстве безопасности.

5 апреля 1918 г. руководители ВЧК обсудили доклад Дзержинского об учиненном накануне ночью двумя сотрудниками отряда А. Я. Полякова дебоше, когда один из них был задержан пьяным, другой арестован за стрельбу в извозчика и ранение его. Было решено расформировать отряд, поручив секретариату совместно с Черновым и Д. Г. Евсеевым «произвести строжайшую выборку из людей отряда; непригодных удалить, виновных и преступных предать суду, остальных причислить к общему отряду комиссии, причем состоявших в отряде Полякова не назначать в качестве разведчиков»^{2216}.

5 мая 1918 г. сотрудник отдела по борьбе со спекуляцией Пузыревский напился, стрелял в гостинице, а «затем болтал всевозможные глупости, свидетельствующие о том, что этот человек с нами ничего общего не имеет». 6 мая он снова напился «при исполнении обязанностей, захватил автомобиль председателя больничных касс, сказав ему, что он член нашей комиссии и т. д.». Поэтому 7 мая Дзержинский предложил заведующего отделом Пузыревского за компрометацию ВЧК «немедленно уволить, отобрав у него все удостоверения и уведомить меня»^{2217}.

В конце марта 1921 г. председатель ВЧК получил информацию от председателя революционного военного трибунала о пьянстве и дебоше начальника особого отдела 5-й армии Белова и его помощника Новикова в доме бывшего военкома Иркутской губЧК Иванова. 22 марта он направил телеграмму в Омск полномочному представителю ВЧК И. П Павлуновскому, предложив проверить «действительность вышеуказанного факта, случае подтверждения откомандируйте Белова и Новикова в распоряжение вечека»^{2218}.

12 февраля 1922 г., будучи в специальной командировке в Омске, Дзержинский отдал следующее предписание: «Прошу находящееся в нашем поезде у кого бы то ни было, в каком бы то ни было количестве и какого бы сорта вино или спиртной напиток уничтожить, поскольку нет предписания врача. Прошу вместе с тем сообщить всем, кому следует, что за нахождение вина в моем поезде буду карать самым беспощадным образом»^{2219}.

Получив копию рапорта инспектора НК РКИ Ермолаева и разрешение заместителя заведующего таможенным отделом Иванова на выдачу сотрудникам ГПУ спиртных напитков, 20 сентября 1922 г. Дзержинский писал Мессингу: «Приказываю прекратить эти безобразия, объявить мой строжайший выговор тем лицам из органов ГПУ, которые получали и требовали эти напитки из таможни, за их незаконные действия и за дискредитирование органов ГПУ. Вместо того, чтобы соблюдать закон, Вы сами его нарушали. Расписки всех, кому объявлен выговор, в том числе и Ваша (Вы не имели права из таможни требовать для оперативных действий) должны быть срочно пересланы мне. Все спиртные напитки таможни, как Госфонд, должны быть предохранены от разграбления. Принятие мер возлагается на Вас. Жду объяснений и доклада о принятых мерах»^{2220}.