Кто зажигает «Радугу»?

Начать мы решили со строгального станка: не терпелось снять с заготовки ржавый металл. Строгальщика звали Иван Акимович. Разыскать его было не трудно. Пожилого рабочего хорошо знали в цехе. Он выслушал нас внимательно, без лишних слов закрепил болванку. Включил рубильник. Станок ожил.

— Что такое возвратно-поступательное движение, а, студенты? — шутливо обратился к нам Иван Акимович и, не дожидаясь ответа, продолжал. То, как движется резец в строгальном станке, и есть возвратно-поступательное движение.

Мы не отрываясь смотрели, как резец шел вдоль заготовки, срезал с нее тягучую стружку, возвращался назад и снова смахивал с металла тонкую полоску, расширяя сверкающее серебристое поле свежеоструган-ной стали.

— Держите, — Иван Акимович вручил нам плитку, еще горячую после обработки. Я взглянул на часы. Вся операция заняла не больше десяти минут.

— Спасибо! — Мороз благодарно потряс руку строгальщику.

— А вы не знаете, где найти Петра Гречука, фрезеровщика? — спросил я.

— Как не знать, — Иван Акимович объяснил, где найти его станок.

— Дай-ка посмотреть, — я отобрал у Мороза заготовку, полюбовался ею.

Теперь она нисколько не напоминала металлолом.

— Вот видишь, пошло дело.

— Не кричи гоп, — охладил меня Славка, — смотри, как бы фрезеровщик не погнал нас.

Я и сам боялся этого, но вслух уверенно возразил:

— Не погонит.

Фрезеровщик и правда не захотел, вернее не смог с нами разговаривать. Возле его станка стоял толстый, внушительного вида мастер. Видимо, он ожидал, когда Петр Гречук закончит работу, чтобы взять у него готовую деталь.

— Ты спрячь заготовку, — посоветовал Мороз, — мало ли, начальство заругает.

— За что нас ругать, мы ведь не для себя, для училища стараемся.

Мы со Славкой присели отдохнуть в сторонке, так чтобы было хорошо видно фрезеровщика. Я вспомнил, что обещал позвонить на работу маме. В обеденный перерыв она должна была сходить в госпиталь. Поискал монету, не нашел.

— Славка, дай две копейки.

Славка порылся в карманах, протянул мне медяшку.

— Подожди меня, я сейчас.

Оставив Славке заготовку, я пошел к телефону-автомату.

— Алло, мама, это я. Ну, как, ты была в госпитале?

— Была, Боря, — голос мамы чуть дрогнул.

Мне стало не по себе — неужели что-то случилось? Стараясь не выдавать охватившего меня волнения, я вроде бы спокойно спросил:

— Как папино состояние?

— Без изменений.

Мама ответила той самой «обходной» фразой, которой когда-то воспользовался я. «Без изменений» — значит, по-прежнему плохо.

— Мамуля, не расстраивайся, я скоро приду.

— Ты откуда звонишь, Боря?

— С завода Козицкого, здесь у нас практика.

— Хорошо, сынок, приходи пораньше, не задерживайся.

— Ладно.

Я повесил трубку и медленно побрел к Славке. Хлопоты сегодняшнего дня на какое-то время отвлекли меня от тяжелых мыслей об отце. Но после телефонного разговора горе снова приблизилось. Не хотелось возвращаться в цех. Прошелся по заводскому двору, потом улегся на пригретых солнцем досках. Закрыл глаза. Я знал, надо немного подождать и мои переживания перейдут в злобу к «королю эфира». И я с новой силой возьмусь за работу. Ведь в любой день и час, даже сегодня, он может включить на полную мощность свою пиратскую радиостанцию. Кто знает, не собьется ли с курса самолет, может быть, с женщинами, детьми?

Я вернулся в цех. Фрезеровщик, молодой расторопный парень, уже обрабатывал нашу «болванку». Мороз нашел с ним общий язык, даже пытался что-то ему подсказать. «Хорошо, если у Петра хватит ума не слушать Славку», — подумал я.

Когда работа была закончена, мы направились к токарю. Магические слова «мы от Дирижера» и здесь возымели действие.

— Слышь, Славка, уважают они его здесь здорово.

— Это уж точно, — подтвердил Мороз, глядя, как токарь приспосабливается рассверлить нашу заготовку, — видно, не врал Фролов, инструментальщик здесь — фигура!

Я хотел что-то спросить у рабочего, но вдруг забыл его имя. Отвернулся, незаметно полистал записную книжку — ага, Силантьев Анатолий Федорович.

Он больше походил на школьного учителя. В очках, с сосредоточенным интеллигентным лицом. Силантьев управлял станком спокойно, не торопясь, не так, как фрезеровщик Петр. Может быть, работа двигалась у него медленнее, но зато я был спокоен, что он все сделает как надо. Глядя на его уверенные руки, я вспомнил, что говорил нам Фролов. Действительно, стоило сейчас Анатолию Федоровичу слегка перекрутить свои рычажки, и все наши хлопоты начались бы сначала. Снова пришлось бы идти к инструментальщику, строгальщику, фрезеровщику. Да, неприятное дело — брак на производстве.

Но Силантьев сделал свою работу «без сучка и задоринки», как выразился Славка. Осматривая ровные фаски, поглаживая их рукой, я вдруг понял смысл этой старой русской поговорки. Наверное, она появилась, когда люди обрабатывали в основном дерево. Ударил по сучку — выкрошился он, дрогнула рука — получился задир — «задоринка». То же может получиться и на металлообрабатывающем станке. Только вместо сучков здесь сложные профили и фаски, а задиры почти такие же, как на дереве. Уронил деталь, ударилась она о бетонный пол — задир готов!