— Вряд ли.
— Правильно, если вы пользуетесь обыкновенными ножницами. А вы возьмите вот эти, — директор подал мне что-то похожее на кусачки, — тогда другое дело.
Я с сомнением повертел «кусачки». Вместо обычных зубцов у них были круглые эксцентрики, не внушавшие никакого почтения. Все же я зажал ими полосу и со всей силы надавил на ручки. К моему удивлению железо поддалось. Красивый ровный срез заблестел чистым металлом.
— Вот это да, — не выдержал Славка.
— Сконструировали и изготовили «кусачки» наши ребята, — сказал с гордостью Петр Петрович. — Идемте дальше.
Директор подвел нас к замысловатому прибору. На его темной, матовой поверхности поблескивали элегантные ручки, виднелись отверстия для подключения кабеля.
— Это прибор для ремонта транзисторной радиоаппаратуры. — Мы нагнулись, чтобы хорошенько рассмотреть прибор, и тотчас за спиной заревела прерывистая сирена. От неожиданности Славка чуть не отскочил в сторону.
— Извините, что напугал, — рассмеялся Петр Петрович. — Это работает сигнализирующее устройство с паузой.
Осмотрели устройство. Потом полупроводниковые выпрямители, выпрямитель-стабилизатор, усилитель низкой частоты.
— Все, что вы видите, наши ребята сделали в кружке технического творчества своими руками, даже вот этот цветной телевизор.
Директор щелкнул кнопкой, и на экране появилось четкое цветное изображение. Это было последней каплей, окончательно и бесповоротно склонившей чашу весов. Я решил идти в шестьдесят восьмое ПТУ. Того же мнения был Славка. Он незаметно толкнул меня в бок:
— Смотри, то, что нужно. Пеленгатор — семечки по сравнению с «цветником».
Я и без него знал, что только самые опытные и знающие радиомеханики могут ремонтировать цветные телевизоры, слишком это сложная штука. Отец, который сравнительно легко чинил наш старенький «Рекорд», заглянул однажды в «Радугу» и сказал:
— У меня такое чувство, словно я удалой ямщик, взявшийся чинить автомобильный мотор.
Больше он никогда не прикасался к «Радуге» и, если что случалось, всегда вызывал мастера.
Не подлежало сомнению, что если мы разберемся в таком сложном изделии, то пеленгатор соберем наверняка. На всякий случай я спросил:
— Кто имеет право заниматься в кружке технического творчества?
— Тот, кто любит свое дело, — это главное требование, — ответил директор.
Всего полтора часа назад мы пришли в ПТУ без всякого интереса, только потому, что я обещал маме. И вот уходим убеждённые, что нашли то, что искали. Правда, поступив сюда, я не сразу начну хорошо зарабатывать, но в тягость маме уже не буду. Здесь отлично кормят, одевают… Наконец, это просьба мамы, а конфликтовать с ней я сейчас не мог, не имел права.
— Здорово, что мы сюда пришли, — Славка широко улыбнулся, — ну теперь считай, что пеленгатор у нас в кармане.
— Здорово, — согласился я.
Приехав домой, я первым делом обрадовал маму. Рассказал о ПТУ, о том, что нас примут на обучение специальности слесаря механосборочных работ. По моему виду она конечно поняла, что я обрадован. Пеленгатор, казалось, сам шел ко мне в руки. Ну, держись, радиобандюга!
Наскоро пообедав, я помчался в госпиталь. Дальше справочного бюро меня не пустили. Передачу тоже не взяли. Те же самые слова камнем легли на душу — состояние тяжелое.
Уйти отсюда сразу я не мог. Вышел на улицу, прошелся вдоль госпитального забора, пристально вглядываясь в окна. Вдруг за стеклом мелькнет папино лицо? Я, конечно, знал, что он не может подняться, иначе бы нас давно к нему пропустили. Но все равно на что-то надеялся.
Незнакомые люди в больничных халатах подходили к окнам, безучастно смотрели на меня. Тоже кого-то искали и, не найдя, исчезали в глубине палат. А может, отца уже нет? Я со страхом смотрел на кирпичную будку за забором. Ребята говорили, что это покойницкая. Нет, только не это!
Пора было возвращаться домой. Но я долго болтался по улицам, стараясь преодолеть тягостное, безнадежное предчувствие, охватившее меня. Словно кусок льда застрял под сердцем и высасывал все тепло души. Наверное, люди седеют в таком состоянии? Надо было приободриться. Войти в дом со спокойной уверенностью, что все будет хорошо, передать эту уверенность маме. Но где ее взять? Если бы отец остался жив! Я никогда в жизни не стал бы ругаться, никогда не взял бы в рот сигарету. Если бы только он остался жить! Я сунул руку в карман, нащупал пачку «Столичных», скомкал ее и бросил в канаву. На душе стало чуть легче.
А как бы поступил на моем месте отец? Когда ему было невмоготу, он шел в гараж, брал машину и ехал куда глаза глядят. Ездил он быстро, скорость заставляла концентрировать все внимание на дороге. Дурные мысли отступали. Из таких поездок он возвращался чуть-чуть нервный, но внутренне успокоенный.