Кто здесь

С наступлением ночи Хак приказал вынести себя на крыльцо под темный звездный купол неба. Сегодня он снова его увидел, огромную бездонную чашу, храм, выстроенный Всевышним над головами людей. Высвеченный темной синевой, чтоб тот, кто способен оторвать свой взгляд от земли, ощущал верховные чертоги. С серебряными звездами, яркими сегодня как никогда.

О, если б Хак чем-нибудь провинился перед Создателем, разве позволил бы Он ему и далее возноситься взглядом в высь своего творенья? Разве не закрыл бы ее облачной пеленой? Такого бездонного купола, такой исходящей из него пространственной силы Хак никогда еще не видел. И эта сила не отвергала сейчас его, а приглашала к себе. Она стократно превосходила ту жалкую его человеческую, что забрала болезнь, не нужную ему более перед божественным промыслом и назначением, которое он уже очень скоро узнает. Всевышний не оставил его! Он хочет дать ему новую силу для нового, пока еще неизвестного дня!

* * *

Торнвил прекрасно знал Москву, посещал множество мест в этом городе, но в знаменитом здании на Лубянке, сердце русской контрразведки, ему, конечно же, бывать не приходилось. Здесь работали его противники. Они прекрасно, на протяжении многих лет, знали друг друга заочно. Уважали... да и, чего греха таить, немного взаимно побаивались.

Его проводили в дорогие генеральские апартаменты одного из замов верховного шефа Лубянки... Любят русские генералы служебную роскошь, что, впрочем, не мешает им порой очень здорово работать. Торнвил знал, что работают здесь не только высокопрофессиональные, но и, нередко, превосходно образованные люди.

Генералу с тремя звездами на погонах, видимо уже перевалило за шестьдесят. Его фамилия была известна в их международном разведывательном мире: один из крупных в прошлом русских нелегалов, успешно проработавший у них в Штатах в шестидесятые-семидесятые годы. Так и не попавшийся в их лапы, и, несомненно, оставивший после себя вербованную агентуру, которая работает и до сих пор. Пути Господни неисповедимы, где встречаться приходится! А ведь мог бы этот генерал сейчас не здесь, а у них в камере сидеть, в особой для этих людей арканзасской тюрьме.

А вот второму человеку, русскому полковнику, на вид столько же лет как и самому Стенли. И тут же, услышав его фамилию, Торнвил понял, с кем познакомился...

- Так это вы меня контролировали, когда я работал в Москве, мистер Горин? Ох, и трудно было с вашими людьми, должен признаться! Таких ловких прилипал я бы очень хотел иметь в собственном аппарате.

- А сколько вы нам доставляли хлопот, мистер Торнвил! ответил тот по-английски. - Ваш преемник, к счастью, оказался немного спокойней.

- Да, предлагаю вести разговор на вашем языке, - приветливо улыбнувшись предложил генерал и Торнвил отметил у него легкий южный выговор. - Доставьте нам это удовольствие. У меня не часто сейчас выдается английская практика... Как там коллега Блюм? Нам не удалось с ним в свое время лично познакомиться. Не знаю как лучше сказать, ха-ха, - к сожалению или к счастью? По-прежнему любит маленькие незамысловатые ресторанчики?

- Вы прекрасно информированы о наших мелочах, генерал! рассмеялся Торнвил.

- Мелочи - это и есть наша работа, не правда ли? Не хотите ли слегка закусить с дорожки?

Сейчас они стояли в центре огромного кабинета, и его хозяин, жестом приглашая к круглому столику в углу, обратился к русскому полковнику:

- Андрей, не сочти за труд, налей всем по дозе.

Под большой накрахмаленной салфеткой обнаружилось то, что Торнвил и ожидал. Традиционный русский набор: красная и черная икра в круглых хрустальных приземистых вазочках с желтыми цветочками из лучшего в мире вологодского масла поверху, маринованные белые грибы, полукопченая осетрина с лимоном. И водка. Та, которую всегда пила коммунистическая элита, особой очистки, с добавкой натуральной янтарной кислоты, выводящей из организма продукты алкогольного распада. Не оставляющая потом никакой тяжести в голове.

- Возможно, вам будет интересно узнать, что посуда на этом столе из личных фондов злого гения Берии, в прошлом самого близкого к Сталину человека. Мы используем ее как достопримечательность для гостей. - Генерал и оба полковника взяли тонкие антикварные рюмки. - За успешное сотрудничество!

..........................................................

Вкусно было до мурашек в спине... и настоящий черный хлеб, какого не купишь и в русских магазинах в Нью-Йорке.

"Эх, Блюм бы оценил! - понемногу приходя в себя подумал Стенли. - Надо будет привезти ему хотя б такую хлебную буханку".

Говорили о вещах совсем посторонних. Генерал расспрашивал о новом американском поколении, об изменившейся без него за четверть века Америке. Спрашивал, как спрашивают о чем-то внутренне близком. И Стенли сам поймал себя на мысли, что этот город, здесь за окном огромного здания на Лубянке, зовет его к себе тепло, по-приятельски. Милыми летними бульварами, церквями и переулками старой Москвы. Он помнит именно их улыбчивый покой, а не места, где назначал агентам встречи и явки.