Кто здесь хозяин? [Новеллы]

Разбегаемся, стало быть, тридцать первого по службам, а старуха мне вслед: «Со свиньей-то, — говорит, — как?» — «Приду, — сын говорит, — пораньше, успеется!» (Мог ли я думать, что увильнет он, негодник!) Сам я нарочно на работе задержался, к вечеру только явился. Ну, иду — думаю, все уже… закололи, думаю, выпотрошили. И что же слышу?! Хрюкает моя свинка! Старуха на меня бросается: «Где вы все трое пропадаете? Что увиливаете? Даже свинью заколоть не можете! Свинья вон, — говорит, — какая вымахала! Теперь хоть режь, хоть не режь, за ночь уж не управиться!» Рванул я опять на рынок, в третий раз спаслась наша свинка.

Ну, думаю, старый Новый год свининой отметим. Заколем, решили твердо-натвердо, не выставим себя на посмешище всему околотку. Пробило тринадцатого девять утра, оделся я потеплей, выхожу на балкон. Нервничаю, волнуюсь. Сигарета кажется горькой, как хина. «Черт знает, — думаю, — что такое, помирать из-за свиньи, что ли? Воды нагрей, — кричу в кухню старухе, — да парней ко мне подошли, пусть помогут». — «Не до того, — отвечает, — тесто мешу! Сам сбегай за ними!» Постоял, подождал я, терпения уже нету, и рявкнул им снизу. Что ж вы думаете? Прибрали постели и улизнули из дома. Только их и видели! «Ну, поглядите вы у меня!..» — Разозлился я не на шутку и к свинарнику…

…Свел свинку, чтоб обратно дороги не нашла, вниз на улицу Канделаки. Отвязал, как троллейбус промчался, поводок и отпустил. Постояла она, поозиралась, юркнула в газон и помчалась стрелой вниз, к проспекту Важа Пшавела…

Перевод М. Бирюковой

Сторговались!

Разверзлись — говорят про такой ливень — хляби небесные.

Как полил дождь вчера с утра, так — вторые сутки на исходе — не унимается. К полудню вроде чуть-чуть ослаб, капли стали шлепать по лужам пореже, небосклон слегка посветлел, а ветер тут как тут — как рванул из прибрежных рионских рощ, так ливень голодным хищным орлом с новой силой обрушился на промокшую деревушку.

Что и говорить, и время для долгих имеретинских дождей наступило. Ноябрь вот-вот кончится, все кругом, будто графика, выведено тонко заточенным карандашом. Ветер и дождь прибили слетевшую желтую листву к плетням и заборам. Над домами потянулись голубые дымки, и из окон повысовывались концы жестяных труб от печей. Улицы опустели, а дворы оживляются лишь оранжевыми кронами безлистых, зато густо облепленных плодами хурмы деревьев. Разве пробежит кто-нибудь от калитки к калитке с мешком на голове, в хлюпающих огромных калошах, руки в карманы… и опять надолго никого…

На самой околице, у поворота торчит одноэтажный домишко с вывеской «Магазин „Тысяча мелочей“». Дюжий продавец в темно-синем сатиновом спецхалате сложил руки на прилавке, уронил на них голову, густо заросшую буйной курчавой растительностью, и дремлет-похрапывает.

Покупателей никого… Вот один показался-таки. Тщедушный мужичонка лет под шестьдесят в черном костюме неровным шагом, вороной влетел в лавку, поогляделся-поозирался и глубоко, всей грудью вздохнул. Подскочил к окну, выжал мокрый, завязанный по углам узелками платок и принялся промокать им плечи и колени. Проделав эти бесполезные, с точки зрения здравого смысла, манипуляции, он вдруг приободрился и прошел по рядам-витринкам, выпятив грудь с медалью «За оборону Кавказа» на обозрение. Дремлющий за прилавком продавец лениво следил за движениями покупателя. «Толку от таких! Небось от дождя спасается. Или пенсионер-доброволец — член районной комиссии общественного мнения. Этот такого запросит, чего и в помине нету. Все дефицита, проходимцы, ищут».

Обладатель медали подошел к скучающему работнику госторговли и твердым голосом объявил:

— Ваты мне килограмм!

— Чего?

Продавец неохотно потянулся и из-под руки взглянул на покупателя.

— Ваты, говорю, — повторил покупатель, всем своим видом давая понять, что ежели речь идет о товаре, реализуемом по обыкновению из-под полы, то, мол, не стоит пугаться, он человек свой.

— А где ты ее видишь, вату-то? — не принял заговорщицкого настроения продавец.

— Случается, иногда во сне вижу, — позволил себе поиронизировать покупатель.

— Нету ее! — отрезал работник торговли и устремил взгляд выпученных, как у бегемота, глаз куда-то мимо.

— Так что ж вы в таком случае за «Тысяча мелочей»?! — Мужчина в черном не на шутку возмутился.

— Что ж прикажешь, «Девятьсот девяносто девятью мелочами» зваться из-за твоей ваты?! — ухмыльнулся собственной шутке продавец.

— Ты… это… вот что. Не до шуток мне! С детьми своими дома шути. Что тут, я спрашиваю, за «Тысяча мелочей»?

— Тебе чего надо? Ваты? — повысил голос продавец. — Так ваты нету! Я уже объяснил.

— А я, стало быть, интересуюсь, что это за «Тысяча мелочей», если нужного мне нету?

Нашла коса, говорят в таких случаях, на камень.

— Ты, брат, с левой ноги, что ли, сегодня встал? Руки чешутся?! — Работник торговли так и подскочил, упер руки в бока и, пыхтя, забегал туда-сюда за прилавком.

— Чего тебе, бугаю такому, бездельнику, в магазине-то делать? Тебе бы камни таскать с Риони!.. — не остался в долгу кавалер боевой медали.