Из его горла вырывался стон, когда в очередной раз его головка уперлась ей в горло, которое упруго сжалось и снова расслабилось, позволяя ему проникнуть еще чуть глубже, а язык извивался по стволу, как змея. Он чувствовал, как поджались яйца, а головка стала такой чувствительной, что ему хотелось только одного, чтобы она ускорилась. Он комкал простыни руками, натягивая их, словно пытаясь управлять ей, глядя через полузакрытые веки, как ее голова плавно опускается и поднимается в районе его паха. Кто там что говорил про льющийся огонь и горящую воду…? Нат вдруг поднялась, оставив в нем чувство странной опустошенности. Сознание резко вернулось, он чуть не задохнулся от моментально нагнавшей его реальности, которая выдернула его из мира ярких красок, что в своем стремительном кружении довели его уже почти до финала. Нат снова наклонилась к его лицу, и Северус почувствовал на ее губах свой запах, который поверг его в какое-то бесконтрольное возбуждение, и он принялся слизывать свои метки с ее губ. Когда Нат попыталась подняться, он по инерции приподнялся за ней, не желая отпускать. Она поддалась ему и снова завоевала его рот, обхватив при этом рукой его член, направив его между своих разведенных ног. Он беспрепятственно, как по маслу, скользнул внутрь.
Нат наклонилась к его уху и прошептала:
— Люблю, когда он внутри. Большой и твердый, хочется тереться о него и скулить, как течная сука, умоляя не кончать еще хотя бы несколько минут, что бы насладиться… — ее слова смешивались со стонами, это буквально срывало тормоза, разливая нестерпимую боль в груди, которая словно светом переполняла его готовое взорваться тело.
Она наконец перестала сдерживаться и прибавила темп, сгорая в этой гонке, задыхаясь от стонов. Северус схватил ее за бедра и стал буквально насаживать на член до упора, задевая что-то у нее внутри, вызывая болезненную пульсацию, которая, как круги по воде, посылала волны удовольствия по ее чувствительному, дрожащему от удовольствия, телу. Он уже не играл, дав волю эмоциям. Его несдержанные стоны смешивались с ее криками, наполняя комнату завораживающей музыкой. Она запрокидывала голову, царапала его грудь…
«Как течная сука…» — стучало у него в висках, пропуская разряд тока по напряженным до предела мышцам.
Он резко сел, схватив ее за задницу, с силой вжимая ее в себя, будто хотел пронзить насквозь.
— Говори, — приказал он, уже не контролируя тот словесный бред, что вперемешку с хриплыми вздохами срывался с его открытых, пересохших губ.
— Двигайся, — шептала она на выдохе, — хочу чувствовать тебя внутри, тереться о твой чертов член. Хочу видеть твою агонию. Хочу почувствовать, как ты кончишь.
Практически в унисон ей он закатил глаза и, запрокинув голову назад, издал свой победный рык.
***
— Ты не ответила на мой вопрос, — он покрывал ее плечи и спину легкими невесомыми поцелуями, и голос его был преисполнен нежности. — Конечно, ты ушла от ответа самым прекрасным способом, но все же… Где ты пропадала целый день?
Он наконец оторвался от ее расслабленного, пребывающего в сладкой истоме, тела. Повернувшись на бок и подперев голову рукой, он уставился на неё своими невероятными чёрными глазами, в которых до сих пор плясали тёплые огоньки, только что испытанного наслаждения.
Нат медленно повернула к нему голову.
— Я же тебе записку оставила, — полусонным голосом ответила она, мягко глядя на него сквозь прикрытые ресницы.
— Судя по тому, что я встал в семь часов и она уже лежала на столе, ушла ты на много раньше. И с чего бы это тебе навещать друга в такую рань? — он сощурил глаза, внимательно глядя на неё.
Нат села в постели и, наклонившись к его лицу, поцеловала в щеку:
— Ну что за допрос с пристрастием? Мне не спалось. Ты же знаешь, я волнуюсь за него. Мне показалось это отличной идеей вместе позавтракать. Только не говори мне, что ты ревнуешь, — она, с насмешливой улыбкой, посмотрела на него.
— Но не до часу же ночи? — никак не унимался Снейп.
— Ты меня в чем-то подозреваешь? — теперь уже она щурила глаза, пристально глядя на него, в ожидании ответа, пытаясь отвлечь его от неудобной темы.
— Ни в чем я тебя не подозреваю, просто волнуюсь. Ты же понимаешь, какое сейчас трудное и опасное время.
— Ну не злись. Записку же я тебе написала, — Нат обезоруживающе посмотрела на Северуса.
И ему ничего не оставалось, как мягко улыбнувшись, примирительно поцеловать ее.
— Я прошу тебя. Я тебя заклинаю, говори обо всем, что происходит мне. Ты не одна. Я с тобой, ВСЕГДА, ты слышишь?
Он с той же затаенной нежностью смотрел на нее, понимая, что конечно дело не только в друге. Он ловил малейшие изменения на ее красивом лице, мягко освещённом тусклым светом Луны, лениво льющимся сквозь окно под потолком.
— Нат, — он коснулся ладонью ее щеки, — обещаю, что не стану злиться, — его голос завораживал ее своим густым бархатным тембром, расслабляя.
Она обняла его, не в силах сейчас смотреть ему в глаза, потому что понимала, не злиться у него не получится.