Кто же вы, Северус Снейп? (СИ)

— Хорошо. Зачем я здесь? — Снейп все еще держал ее в тисках своего взгляда, который после ее признаний стал немного теплее. Тем не менее разговор подозрительно смахивал на допрос.

— Ну, во-первых, как я уже сказала, мне иногда надоедает стряпня эльфов. А во-вторых, я все же хотела с тобой поговорить. Думаю, в людном месте, нам ничего не помешает, — она неожиданно смутилась и опустила взгляд на скатерть, рассматривая следы вандализма, оставленные ее нервными руками, вооруженными вилкой.

«Да, до Снейпа тебе еще далеко: краснеешь, бледнеешь, забываешь слова, как плохая актриса».

Ее щеки тронул румянец стыда, который Северусу очень нравился. Можно сказать, что он вызывал неприличные желания, особенно желание продолжить вгонять ее в краску. Ее слабость, ее ранимость – возбуждали. Он был мастером выводить людей, на те эмоции, которые он хотел от них получить. Этакий приятный бонус его «зоны отчуждения». Это заменило ему подлинное общение, которого, несмотря на то, что он казался нелюдимым, ему не хватало. Ведь он – просто человек. Он знал, что за всей этой мишурой, за этой черной дымовой завесой, она видит подлинного Северуса Снейпа. Он вдруг понял почему она так напоминает ему Лили. Ведь Лили была единственным человеком, который знал его настоящим, каким он был в той, другой жизни. Его, до всех этих перемен и уродливых трансформаций. Она словно была его крестражем, хранившем подлинную часть его души. Будто помня о ней, он напоминал сам себе о собственном существовании. А сейчас Нат, она так же, как и Лили, смотрела прямо ему в душу, зная и понимая о нем все. Раз за разом, как и Лили, она напоминает ему о нем самом. О том, что он существует, о том, кто он. Да и о том, что драконов можно победить, чего уж…

— Так о чем ты хотела поговорить? — его голос был абсолютно спокойным и глубоким, с бархатными нотками, ласкающими ее слух.

Она читала нежность в его взгляде, не понимая, чем ее вызвала.

— О моих снах, о моих страхах. Если, конечно, ты не передумал? — выражение ее лица стало слегка виноватым, словно она принуждала его.

— Может, для начала, что-нибудь закажем? — его, такой внимательный взгляд, больше не цеплял ее тело колючками. Понимая, что им предстоит серьезный разговор, он решил для начала слегка разрядить обстановку.

Ужин проходил в штатном режиме. Разговор шел, как ни странно, на отвлеченные темы. О семье, учебе. Нат, расслабившись, рассказывала ему какие-то совершенно дурацкие истории из ее школьной жизни, которых было какое-то невероятное множество, от чего у нее самой, в процессе разговора, сложилось впечатление, что она все эти годы в школе не училась, а хулиганила. Она ловила внимание и недоумение в его глазах, но она знала, что вызвано оно не нелепостью ее рассказов, а совершенным незнанием, как на все это реагировать. Северус был другим и подростком, скорее всего, тоже. Ему, наверное, были просто непонятны и даже чужды все эти нелепые отвлечения от учебного процесса. Но он слушал, и она была благодарна ему за это внимание, так как все это веселье и непринужденность обстановки маскировали ее волнение и даже нервозность.

— Неужели ты не хулиганил в детстве? — спросила Нат, поддавшись радостной волне воспоминаний, которая притупила чувства опасности и благоразумия, от чего она находилась в некоторой эйфории и практически не контролировала тот словесный поток, который стихийно изливался из нее.

— Я всегда находил удовольствие в новых знаниях. Тех, что давала школа и мог добыть я сам, — Северус строго и слегка надменно посмотрел на нее, осаживая таким образом ее пыл и разнузданность, которые могли надавить на больную мозоль.

Она кажется поняла это и, смутившись, замолчала.

Понимая, что перегнул палку, он попытался все же разрядить обстановку, рассказав ей, как на третьем курсе увлекся чтением книг из запретной секции. Как под покровом ночи он приходил туда и, под страхом быть застуканным на месте, продолжал свое непростительное занятие. Нат улыбнулась и взгляд ее говорил о неподдельной заинтересованности. Ему было приятно это одобрение. Конечно, он понимал, что ее радостный светлый поток воспоминаний о детских шалостях не идет ни в какое сравнение с его маниакальным увлечением темной магией. О которой он, как бы невзначай, не упомянул, а Нат, видимо, не желая обидеть его, не стала вдаваться в подробности. Она смотрела на него и ловила себя на мысли, что сейчас он был совсем другим. Не похожим на того чопорного, жесткого, сосредоточенного профессора Снейпа, которого она встретила, приехав в Хогвартс. Она, вдруг, всем своим существом ощутила, как безмерно любит этого человека. До какой-то невыносимой звериной верности. От этого внезапного осознания волосы на затылке встали дыбом и снова похолодели ладони. Словно свет прожектора высветил на сцене ее жизни только его лицо, низвергая все остальное в тьму и тартар.

Он поднес к губам бокал с вином и на миг замер, будто пытался прочитать по глазам ее мысли.

— О чем ты думаешь? — спросил он.

— Ты не поверишь.

Северус сделал глоток.