— Попробуй, — он внимательно смотрел на нее, и мягкая улыбка играла на его губах.
— Знаешь, некоторые слова не нужно произносить вслух. Звук голоса разрушает их сокровенный смысл, вносит какую-то неестественность что ли. Словно обесценивает. У тебя бывает, ты что-то осознаешь, то, что в течении долгого времени не давало покоя, что-то по-настоящему важное. Но произнося эти слова в слух, ты, вдруг, понимаешь их жалкость и бессмысленность.
— Ну когда-нибудь, когда твой голос не будет таким громким и разрушительным, ты скажешь мне об этом? — Северус сказал это совсем тихо.
Ей вдруг стало страшно – он знает. И этот страх, будто нож мясника, обнажил перед ним ее душу. Ей стало холодно, у нее больше нет кожи.
========== Глава 21 (НЦа) ==========
Комментарий к Глава 21 (НЦа)
У нас наметилась очередная НЦа. Не кидайтесь помидорами!!! Не могла же Нат не поздравить своего сладкого Северуса. А в остальном, все идет своим чередом.
— Я всегда так хотела, чтобы мама любила меня. Любила безусловно, понимаешь. Не за что-то, а просто так. Любую: плохую, слабую… Всегда пыталась доказать ей, что я лучше всех: отлично училась, была первой во всем. Словно хотела купить ее любовь. Я была рада обманываться, каждый раз, когда она вспоминала обо мне. Позже, я просто перестала задавать вопросы, ответы на которые не хотела получать. И все пришло в равновесие. Она делает вид, что любит, а я делаю вид, что верю. Но в те моменты, когда я в ней действительно нуждалась, каждый раз она говорила: «ты сама виновата. Это твои проблемы». Я никогда ей не рассказывала об ЭТОМ. Я настолько боялась ее – «ты сама виновата». Все, что давало мне силы справиться со всем этим, пережить… Все это могло разбиться об эти неосторожные три слова. А ты даже не можешь себе представить, как безжалостно она говорила их, словно в одно движение сдирая кожу. Прошло столько лет, но даже сейчас говорю в слух, а горло сводит судорога. Будто тело сопротивляется, пытаясь сохранить в неприкосновенности ту железобетонную стену, которой я отгородилась ото всех, а особенно от себя. Но сейчас эти слова, это признание, будто вода подтачивает ее, разрушая. Потому что и ты… и твои… — ее губы вдруг напряглись и дрогнули, а глаза наполнились слезами.
Нат отвела взгляд, не желая показать ему свою слабость. Северус подошел к ней и, запустив руку в ее волосы, прижал ее голову к груди, в которой тяжело и глухо бухало сердце, так хорошо понимающее, что значит быть никому не нужным. Всем своим существом он чувствовал сейчас ее одиночество, ее боль. Как он хотел защитить ее от этих безжалостных спутников… и его вечных попутчиков. Он еще сильнее прижал ее к себе, будто показывая, что не обманет ее доверие. Сядет верным сторожем у ног, храня его. А еще он в который раз поймал себя на мысли, что ведь он тоже… Он такой же, как и тот Другой… Ему стало невыносимо тесно в своем теле, словно чувство вины заполнило его, как сосуд водой, до самых краев и он задыхается.
— Здесь не может быть твоей вины, — его голос был глухим, точно доносился откуда-то издалека. Будто его организм сопротивлялся его, такому неосторожному, признанию. — Насилие – это власть ничтожеств, умноженная на похоть.
Северус чувствовал, как его слова стотонными гирями легли на ее плечи, как Нат вся напряглась и задрожала под их тяжестью. Словно силясь сдержать всю ту боль, что она хранила в себе все эти годы, и теперь она, как бурная река, стремится прорвать уже подточенную признанием плотину и вырваться наружу, сметая все на пути своего яростного течения.
— Поверь, я понимаю, о чем говорю, — Снейп замолчал, и она почувствовала запах его вины.
Он, точно маньяк, в своем стремлении быть пойманным, быть понятым, как любой другой человек, только желания его умножены на безумие, которого он не осознает.
Натали подняла голову и посмотрела ему в глаза. Северус запнулся на вдохе, в очередной раз не смея озвучить свое покаяние. Слова, застряв, дрожали в ее глазах, переливаясь хрустальными гранями слез. Она дотронулась кончиками пальцев до его щеки, и он почувствовал, как под ними невыносимо горит его кожа. Из ее глаз потекли слезы, безжалостно обрывая что-то у него внутри. То, что невероятно тонкой нитью удерживало такое хрупкое равновесие. Возможно, это – маленький лучик надежды, который она дарила. Надежды на то, что для него еще не поздно, и свет еще не погас в его душе. Будто она может что-то изменить, залечить душевные раны, обнулить хронограф, безжалостно отсчитывающий его время.