Куафёр из Военного форштата. Одесса-1828

Хотя были люди, которые выглядели еще хуже. И это, конечно же, сам погибший. Как Лабазнов, тертый, подловато хитрый человек, мог совершить эдакую глупость — выпить что-то в квартире сбежавшего злоумышленника?

И тут вдруг Натан подумал об одном противоречии, не замеченном им ранее. Жандармский капитан — человек простого образования и воспитания. Свое довольно высокое положение, известность он получил благодаря доносу. Он-то и фамилию жены Шервуд присоединил к своей для того, чтобы звучать более громко и добавить нечто аристократичное в «лабаз» низкого штиля. Из-за этого над Лабазновым-Шервудом за глаза посмеивались, прозывая Либезьяной… Будучи у него в кабинете, Горлис также отмечал, сколь громко Харитон Васильевич пьет чай, причем не только горячий, что можно было бы понять, но и совершенно остывший. В этот же раз в деловитой тишине в комнате Брамжогло этого звука пития не было.

Хм-м-м, но если Лабазнов отравился не в тот момент и не от пития чая в комнате турецкого разведчика, то когда?.. Кстати! Ему же хотелось пить еще в кабинете у Достанича — это тоже может свидетельствовать о том, что он был отравлен уже к тому моменту. Но где и кем? Где вообще он был в отрезок времени между двумя совещаниями у Достанича? Точно известны два места пребывания жандармского капитана — в кабинете, общем с поручиком Беусом, и у себя дома. Но вряд ли бы у Клариссы Робертовны возникло желание травить благоверного, причем именно сегодня. Тем логичней заподозрить Беуса!

Пока оставим в стороне вопрос зачем? Но если он и сделал, то как надеялся отвести от себя подозрение? Точно рассчитать дозировку яда, чтобы человек начал умирать в строго определенный момент, невозможно. Что стал бы говорить Беус, ежели б Лабазнов потерял сознание не в комнате Брамжогло с недопитым чаем, а до того или после?.. И тут вспомнились судорожные движения умирающего капитана. Он будто хотел добраться до своего сердца. И это — подсказка! Беус дал своему начальнику яд, который дает картину смерти, произошедшую вроде как от сердечных болезней… Но там, в комнате Брамжогло, поручик всё переиграл и решил воспользоваться удачным поводом — списать всё на глупое самоотравление. (Между нами говоря, Лабазнов действительно не так чтоб сильно умен.) Кстати, если у Беуса тот же яд с собой, он может его и в остатки чая, что в стакане, капнуть. Тогда вообще не будет никаких сомнений в способе отравления.

Горлис вскочил со своего кресла и начал мерять кабинет шагами. Что ж теперь делать с этими выводами, к коим он пришел? Доложить обо всём Достаничу и Дрымову? Но те, скорей всего, все дела уж закончили да и спать легли. Может, даже с каплями снотворными — для успокоения после тяжелого дня. Кроме того, Натан понимал: его сегодняшнее поведение, состояние эмоционального шока не способствуют тому, чтобы его предположениям доверяли. Да уж, лучше утром прийти — сначала к Дрымову в съезжий дом, а потом вместе с ним — к Достаничу.

Но следом Горлис представил, как утром туда же, в съезжий дом, но в свой жандармский кабинет приходит Беус и… И начинает уничтожить следы всех неблаговидных деяний! Может, именно для этого он отравил своего коллегу и сослуживца?! А ежели так, то получается, что нужно сейчас же задержать Беуса. Но поскольку надеяться в это время ночи и в этих обстоятельствах больше не на кого, то придется делать сие самому.

Значит, нужно срочно ехать на квартиру Беуса. Лабазнов как-то давал Горлису специальный лист с домашними одесскими адресами двух жандармов и пояснениями, как именно пройти к ним. Оставалось надеяться, что Натан не смял его, выбросив со злости…

Не сразу, но лист нашелся — среди стопки бумаг, отложенных для черновиков. То есть он мог бы быть использован на обороте — да уж и выкинут. Но, к счастью, этого не произошло. Горлис пожурил себя за нелюбопытство — он даже не посмотрел места проживания капитана и поручика. А ведь это информация, которая может оказаться полезной при многих обстоятельствах. И вот сейчас — одно из них.

Оказалось, что жандармы жили в одном трехэтажном доме на пересечении Почтовой и Преображенской улиц. Только капитан, будучи человеком более обеспеченным и семейным, обитал с женою в большой квартире на первом этаже, в части дома, выходившей на Преображенскую. А для поручика корпус жандармов снимал более скромную квартиру на третьем этаже со стороны Почтовой улицы. Впрочем, на листе бумаги рекомендовалось приходить к нему с черного хода, со двора.

Ну вот — и адрес известен. Всё складывается так, что Горлису нужно немедленно ехать к Беусу. Только следует проверить снаряжение.

Так, что там с тобою, верный нож Дици? Есть — в потайных ножнах, из коих будет удобно и быстро достать при необходимости. Что с надежной, тяжелой, как сабля кованого металла, тростью Жако? Вот она — у вешалки. Что с креплением, позволяющим превратить это всё в фехтовальное орудие по имени ДициЖак. В порядке. Тогда… Вперед!

* * *