Они поднялись на второй этаж в кабинет Достанича. Все остальные были уже в сборе. Слева от двери стоял Дрымов с тремя нижними чинами, лучшими из имевшихся, коих он всегда привлекал к подобным делам, важным и опасным. Справа — пять молодых крепких офицеров Уфимского полка. Горлис достал схемы, нарисованные Орлаем, и положил их на стол перед Достаничем. Тот попросил всех подойти поближе и начал объяснять диспозицию предстоящей операции.
План был таков. Как доложила лицейская вахта инвалидной роты, вечером Брамжогло вернулся в свою квартиру и больше из нее не выходил. Далее — в здание гауптвахты, глядящей окнами на Соборную площадь, переведены два взвода солдат, ждущих приказа, пока что им неизвестного. Без десяти минут час ночи они выдвигаются к Лицею и полностью блокируют его с наружной стороны. У двух окон, где обитает турецкий шпион, дополнительно дежурит полицейский наряд во главе с частным приставом Дрымовым. Четыре армейских офицера перекрывают центральный и черные выходы. Ровно в час ночи (тут Достанич не без хвастовства потряс своими дорогущими карманными часами) он сам с одним армейским офицером, двумя жандармами и «вольноопределяющимся Горли» идет к главному входу в здание Лицея. Согласно предварительной договоренности, один охранник открывает дверь, другие доводят всю пятерку до нужной квартиры. Ничего не подозревающий Брамжогло у себя дома отходит ко сну. А то уж и крепко спит, учитывая, что занятия завтра начинаются рано.
— Всё ли понятно? — спросил Достанич в конце.
— Всё! Это просто Иерусалим, крестоносцами освобожденный! — молодцевато ответил за всех Лабазнов. — Вот только… Время еще есть. Чайку попить бы, что ли.
— Да что вы, Харитон Васильевич, какой чай? Чтобы потом, в разгар дела, по кустам бегать?
— Это да, Степан Степанович… Только дело серьезное. От волнения аж в горле пересохло…
Сказано это было настолько просто и искренне, что даже Горлис, привыкшей воспринимать Лабазнова, скорее, как черта в мундире, но не человека, испытал сейчас к нему нечто вроде сочувствия.
— Господин капитан, — с мягкой отеческой строгостью сказал Достанич. — Согласен с вами, дело ответственное. Но давайте сначала послужим Отечеству, а потом уж чаю напьёмся. И может, не только чаю.
Нехитрая армейская, да и просто мужская шутка пришлась к месту, сгладив напряжение. Все усмехнулись и кратко обсудили, чем именно будут отмечать задержание турецкого шпиона.
Толково распланированная операция шла как по маслу. Горлис даже не успевал на каком-то из этапов остановиться, подумать, оглянуться, как их пятерка оказалась перед дверью квартиры Брамжогло. Как уговорились заранее, Достанич и другой офицер обнажили сабли, жандармы достали пистолеты. Ну и Горлис с его всего лишь тростью на их фоне смотрелся человеком сугубо гражданским. Зато именно ему было поручено открывать дверь служебной квартиры запасным ключом. В этом тоже таилась некоторая опасность. А вдруг Брамжогло по ту сторону насторожится? Вдруг он вооружен и выстрелит?
Но нет, всё прошло спокойно. Горлис резко открыл дверь на себя, в комнату заскочили сначала офицеры с саблями, потом жандармы с пистолями и… И ничего! При полной луне стало видно, что постель пуста. Достанич зажег свечи на подсвечнике, стоящем на столе, и тогда стала видна записка, оставленная тут же: «Глубокоуважаемый Иван Семенович! Спешу сообщить, что в связи с тяжелой болезнью горячо любимой тётушки вынужден срочно выехать в Мариуполь. Надеюсь, кто-то из более молодых коллег, например Горли, сможет меня заменить. Ваш Н. Б.».
Достанич грубо выругался вполголоса (всё же гражданское учреждение, а уже ночь) и озвучил всеобщий вопрос:
— Как? Ну как он узнал?
Натан подошел к окну и сокрушенно покачал головой. Вновь та же история: окно было приоткрыто. Видимо, турок, заранее кем-то предупрежденный, выпрыгнул в него. Второй этаж в корпусах Лицея был не столь высок… Потом он на всякий случай заглянул под подоконник да еще пощупал нижнюю его поверхность. Нет, вновь никаких следов от воровского «якоря». В сей момент Горлис поймал на себе удивленный взгляд Беуса.
— Что ж, господа, действуем по обстоятельствам, — уныло сказал Достанич. — Вас, господин подпоручик, попрошу снять внешнее оцепление и дать команду обоим взводам возвращаться в казармы. Господа жандармы могут приступать к досмотру помещения. А вы, господин Горли, выгляньте на улицу да зовите Дрымова с его людьми сюда.
Натан открыл окно пошире и показал Афанасию жестами, чтобы он шел к ним в помещение. Частный пристав со своими нижними чинами зашагал к главному входу Лицея на Екатерининской. Ну а солдаты, стоявшие под стенами в оцеплении, гуськом отправились в обратном направлении на гауптвахту на Преображенской, где у них был сборный пункт.