Куафёр из Военного форштата. Одесса-1828

— Господа, можем кратко обсудить сей вопрос. Безусловно, директор Лицея Иван Орлай может вызывать определенные подозрения тем, что взял Брамжогло к себе на работу, едва тот появился в Одессе…

— Извините, — опять решился перебить старшего Натан. — Хочу быть правильно понятым. Я отнюдь не обвиняю Орлая…

— А я, в свою очередь, не оправдываю…

Горлис в этот момент бросил взгляд на Лабазнова, отчего его настроение только ухудшилось. Жандарм необыкновенно оживился. Кажется, он только сейчас в полной мере сообразил, какие яркие перспективы открываются для него и его дела «Сети Величия» в связи с тем, что преподаватель Лицея оказался турецким шпионом.

— Да, я никого не оправдываю, — повторил Достанич. — Просто полагаю, что человек с безупречной репутацией, недавно получивший от государя статского советника, да еще и отец надежного русского офицера Михаила Орлая, заслуживает и нашего доверия. По крайней мере, не менее, чем охранные служащие инвалидной роты, квартированные в Лицее.

Глава 30

Посещение Горлисом своего прямого руководителя, директора Орлая, выглядело вполне естественным. Ну, разве что, немного необычным было то, что они говорили не в служебном кабинете, а в директорской квартире Ивана Семеновича, расположенной там же, в одном из корпусов Лицея.

Натан постарался рассказать новость максимально аккуратно, сберегая нервное здоровье заслуженного человека. Но это не совсем удалось. Орлай был потрясен новостью — точнее сказать, убит ею. На нем уже тяжело сказалось заведенное жандармами дело против выпускников Лицея. А тут еще и шпионаж. Причем, если в том случае вина Ивана Семеновича могла считаться опосредованною, то на сей раз обвинялся человек, подобранный для работы именно им. Педагог, которым Орлай, как руководитель, гордился.

Горлис старался его утешить, успокоить по обоим направлениям. Сказал, что в обвинения по делу «Сети Величия» сам не верит, делал, делает и еще сделает всё, что сможет, чтобы доказать невиновность студентов. А с Брамжогло… Что ж, бывает… Ведь Натан и сам работал бок о бок с этим человеком, но ни в чем дурном заподозрить не мог. Говорил с ним как лояльным России человеком, не представляя, что тот может выведывать какие-то тайны. (Горлис начинал излагать эти тезисы сугубо для успокоения собеседника. Но, договорив их до конца, вдруг вполне осознал, насколько сказанное справедливо и опасно. Лабазнову, к примеру, плевать, что Натан сам же разоблачил Брамжогло. Если им будет найден самый пустой, самый зряшный повод обвинить в чем-то противника, он им с радостью воспользуется.)

Иван Семенович кивал головой, соглашался. Но на самом деле было видно, насколько трудно ему пережить такую новость. Лишь когда перешли к обсуждению места проживания предполагаемого турецкого агента, в нем появилась деловая хватка, сильная, концентрированная злость. Орлай прежде всего сказал, что, насколько мог видеть, Брамжогло с обеда еще не вернулся. С послеобеденной прогулки он обычно приходит попозже.

После чего директор взял чистый лист, перо с чернильницей и ловко набросал план двух этажей Лицея. На нем показал кружком место проживания злоумышленника (с окнами на Ланжероновскую улицу). А также изобразил, какие есть подходы к квартире преступника. Потом такими же быстрыми уверенными движениями сделал подробный план квартиры на другом листе. Горлис подумал, что это идеальный материал, схема для полуночного обсуждения плана операции.

Правду сказать, после этого Орлай несколько повеселел и позволил себе улыбнуться. У Натана тоже отлегло от сердца, а то он уж начинал волноваться за состояние здоровья старика.

* * *

Как ни заманчиво было во время, остающееся до полуночи, всё бросить и махнуть к Кочубею да рассказать ему обо всём, но наш герой не стал творить такое безумие… Притом Горлис подумал, как своеобразно Судьба возвращает ему долги. Полгода назад он глупо, по-детски обиделся на Кочубея и тем спровоцировал того на грубость. А теперь вот и сам категорически не смеет ни о чем сказать приятелю.

Вернувшись из театра, Фина с некоторым удивлением выслушала рассказ о том, что Натану сей ночью нужно срочно уехать по некоему делу. Тут же она увидел злосчастную тросточку, прислоненную, чтоб не забыть, к вешалке. Его любимая высоко ценила то, что Горлис ради нее отказался от частого пользования этой тростью. И потому понимала, что если данная вещь приготовлена для употребления, то значит, и вправду ожидается что-то серьезное.

— Милый, это очень опасно?

— Не очень, — ответил Натан с улыбкой и начал оживленно расспрашивать ее о сегодняшнем спектакле.

* * *

Так вышло, что к канцелярии на Херсонской улице Горлис приехал одновременно с парой жандармов. Лабазнов был весел и издалека помахал Натану рукой, как лучшему другу. Тот не смог удержаться и помахал в ответ. За что тут же начал корить себя — ну нельзя общаться с подобными подлецами, как с равными себе, нельзя прощать им их гнусности. Беус же шел, заметно прихрамывая. («Лабазнов, что ли, его побил?» — мстительно подумалось Горлису.)