Куафёр из Военного форштата. Одесса-1828

Со злости Натан пнул ни в чем неповинную тросточку Жако, отчего та влетела в стенку и слегка ее повредила. Да и правая нога после этого начала побаливать.

Сердце свернулось крутым рогаликом и распрямляться не хотело. Это было так неожиданно, так резко… Но и по-своему логично — разве Фина не предупреждала его о возможности такого поступка? Говорила, но он не думал, что это всерьез. Казалось — шутка, не более.

В тот вечер Горлис постарался использовать старый прием — это когда в чем-то плохом ищется (и находится!) нечто хорошее. В сём ему помогало прохладное вино из погреба… Фина ушла — что ж, так тому и быть. Тем лучше! Он свободен. И не стар. Он еще влюбится, и влюбится, и влюбится. Да на него столько женщин заглядывается! Нет, ну не сказать, чтобы прямо все и постоянно. Но многие и нередко… Мудрый Ланжерон сравнивал Фину с академией. Раньше это сравнение ему не нравилось, а теперь казалось приемлемым. Ну да, вот — академию прошел, побыл академиком и может уходить в отставку, меняя направление… Да на него, ежели хотите знать, сама императрица за ужином с интересом смотрела. Правда, этак нервно подергивая головой… И может, не на него, а это у ней просто нервный тик такой? Прости господи и дай ей бог здоровья! Ну, хорошо, ну не царица, но другие дамы точно смотрели. И не только за ужином. И не обязательно на даче Рено. А и вообще…

Чувствуя тяжесть в голове и боль в сердце, Горлис пошел спать. Он, в общем-то, не был пьян, но хотелось таковым казаться — хмельным и беззаботным. Поэтому еще походил по спальне, раскачиваясь и напевая песни, от еврейских, из детства, до «Фанфана Тюльпана» и «Ой, у 1791 році». А потом прыгнул на кровать, не раздеваясь, и заснул.

* * *

С утра радовался тому, что вечером и ночью больше воображал себя пьяным, чем напился всерьез. Да и боль в ноге почти прошла, хотя все же немного беспокоила. В комнате с воронцовским архивом придумал себе несложную сортировочную работу, чтобы голова была свободной для размышлений по ситуации.

Вчерашние винные поиски хорошего в плохом отдались сегодняшними похмельными нахождениями плохого в хорошем. Да и не только в хорошем — во всём!

Да что ж он так себя любит, всё на себя закругляет? Надо же смотреть и на того, кто рядом. Ничто не навсегда. Фина, милая любимая Фина — тоже!.. Столько сил и души потратил на красивые, безнадежные и бессмысленные воображения, измышления о Надії. Не нужные ни ему, ни ей. Никому! А Фина тем временем ушла… Хотелось рвать одежду и кожу в том месте, за которым прячется в глубине сердце, — так, как это делал Лабазнов, умирая.

Придя с работы домой, понял, что есть не хочет. И не может. Кажется, уж сутки не ел. Нестрашно, не настолько уж он тощий…

Руки, за день привыкшие что-то перебирать, сортировать, как бы предлагали и сейчас продолжить работу. И то правда! Теперь-то у Фины не спросишь, что где, надобно самому знать. Он начал смотреть по ящичкам и тумбочкам. И вдруг сам собой вместе сложился целый набор.

Финино украшение для головы — лента с полудрагоценными каменьями в серебре. Она его раньше любила и часто носила — в тот год, когда они стали жить вместе. А потом — то ли, заложив далеко, забыла, то ли лента такая из моды вышла. Но, как бы то ни было, а сейчас Натану приятно было смотреть на эту вещицу, пробуждающую трогательные воспоминания.

Рядом лежал предмет совершенно другого типа — воровской «якорь» для оконных краж, привезенный с телом Беуса-Криуха. Тут мысленные мемории были совершенно другого типа. Загадки, загадки, загадки… Поясняющее письмо Видока. Атака на Беуса. И трусливое бегство того с третьего этажа квартиры.

А третья вещь — связка ключей. Когда Фина вступала в права владения Домом Абросимова, Натан помогал ей по хозяйству. В том числе через Степана нашел хорошего мастера для смены замков в доме. Сразу же проверял, чтобы каждый не открывался имеющейся отмычкой. Связок ключей сделал три. Одну отдал новому дворецкому (прежнего заменили — так же, как и замки, а печника и дворника оставили). Другую вручил Фине. Третью же, про запас и на расплод, положил в домашний ящичек…

И вот сейчас, глядя, на такое неожиданное, казалось бы, сочетание, Горлис вдруг понял, что оно неслучайно. Его хитрые руки, иногда действующие как бы сами по себе, тут показали себя еще и умными. Теперь Натан точно знал, что ему нужно делать дальше. Поступок, пожалуй, глупый и безумный. Но именно такой, как ему сейчас нужен.

Только надобно ночи темной дождаться и нож Дици захватить на всякий случай…

* * *

Натан шел по ночной Одессе без цилиндра, что, конечно, несколько предосудительно, но простительно. Да и сюртук на нем был старый, для рабочих дел, каковые иногда случаются. Ну и плотницкая холщовая сумка через плечо, с кармашками мелкими и покрупнее, в которых каждая из полезных вещей имела свое место.