Куафёр из Военного форштата. Одесса-1828

Хочу сказать… О господи! Жако всё время толкает меня под руку и говорит, чтобы я написала тебе, что ты правильно сделал, что уехал в Одессу. И что жизнь, судя по твоим письмам, а теперь еще и вопросам, у тебя там интересная. «Боевая», — как определил он. Что тут скажешь, гвардеец Жако, не навоевался. «Навоевался, навоевался», — буркнул Жако и вышел из комнаты. Ага, да… Пошел в пекарню.

А я тебе тем временем напишу, что это он так бодрится. На самом деле Жако очень скучает по тебе. И твои письма просит по нескольку раз перечитать».

У Натана сердце заныло от таких слов. Он дал себе слово, что как только война закончится, то договорится с каким-нибудь французским капитаном и через Марсель махнет в Париж навестить Эстер и Жако.

«Несколько раз приходил твой Друг-Бальссá. И как в детстве… Ну, то есть не в детстве, а юности вашей, кричит нам в окна: «Рауль-Ната-а-ан!» Помнишь ли, это было твое прозвище, специально для него. А потом он зашел к нам и, как большая ворона, ловко отщипнул краюху свежего хлеба да быстро слопал, также по-вороньи. Ну, любит это дело. Приходил же он к нам, потому что с издательским делом у него не очень. И наш Бальсса задумал книгу про войну в Бретани тридцатилетней давности: ну, знаешь, роялисты, республиканцы. А мой Жако как раз там был. И Друг-Бальсса выспрашивает у него, что как было, «живое, — как он говорит, — мясо событий». Когда Жако рассказывает, я ухожу подальше, потому что слушать страшно — люди режут друг друга, как зайцев. Да еще истории Жако о бретонских блондинках, крольчихах мехом наружу, меня тоже не радовали… А другу твоему всё нравится. И он говорит, что уж эту книгу не постесняется подписать по-настоящему — как Бальзак, а не какой-то там Гораций де Сен-Обен, как раньше».

Натан заложил палец за палец и мысленно пожелал Другу-Бальсса удачи в новом прожекте. Надо и самому будет поделиться с ним своими сюжетами.

Так, но когда же тётушка наконец перейдет к Леонарду? Ага, вот — на третьей странице.