Куафёр из Военного форштата. Одесса-1828

И тут Натан чуть не взвыл от злости на самого себя. Ивета Скавроне из Лифляндии. А Лифляндия — в близости с Польшей, диффузии с Речью Посполитой. Для всех подобных земель характерно смешение — Горлис это прекрасно знал по родной Галичине и Лодомерии. «Жаворонок» по-польски будет skowronek. Вероятно, фамилия Скавроне — это польский жаворонок, переработанный по законам одного из тамошних ненемецких народов. Из головы выскочило его название… Как же там, в нем еще содержится нечто французское? Вот, вспомнил — по законам латгальского языка.

Ведь можно было раньше об этом догадаться, по одной только фаянсовой фигурке: и о жаворонке-skowronek’е, и о чертополохе-chardon’е. Нет уверенности, что это могло бы предотвратить гибель — Иветы, Люсьена. Но, может, всё же помогло бы кого-то спасти…

* * *

— Ну что, господин Горлиж, я гляжу, в твоем доходном доме отделение морга открывать пора, — сказал по-дружески Афанасий Дрымов, входя в Люсьеновы владения. — А то что ж, каждый раз тело возить куда-то.

— Афанасий Сосипатрович, что ты с такими неуместными… — Горлис не смог подобрать вполне подходящее определение, поэтому просто закончил: — И так тошно.

— У самого на душе кошки скребут. Это я так взбодриться пытаюсь. Я уж не говорю о том, что у нас под Одессой — царева жена и дочка, а в Одессе — этакий, я бы сказал… точнее, этакая… — вот и Дрымов замялся, не зная, как точно, но прилично обозначить происходящее.

Увидев цирюльника из куафёрского салона, полицейский осекся. Он-то хорошо знал, что люди таких профессий, да еще местного происхождения, — часто на довольствии у жандармов. Не стоит говорить лишнего при них.

— Любезный, — обратился частный пристав к цирюльнику. — Обожди-ка нас пять минуть в коридоре. Мне тут хозяину дома надобно несколько особого свойства новостей сказать.

«Любезный» вышел и плотно прикрыл дверь. Тогда полицейский продолжил:

— Скверны дела твои, господин Горлиж. Вторая смерть в твоем доме за несколько месяцев; ученик твой, как оказалось, вседержавную сеть заговора плетет; давний приятель твой — отравитель, Борджиа с Молдаванки; а началось всё с неприятностей с крупным завещанием, в каковых ты — душеприказчик, а сожительница твоя — одна из главных наследниц.

Натан молчал, поскольку по существу отвечать ему было нечем.

— Красиво выходит, правда же? Мало этого. Так ты еще сумел Лабазнову, довольно мирному, я бы сказал, Шервуду, крупной соли на хвост насыпать. Да еще втереть, наверное. На всю Одессу крик стоит: по его словам, вы с Финою тут хуже Содома с Гоморрою.

— Афанасий, ну мы же не первый год знакомы…

— Мы-то знакомы. Но у нас незнакомцы появились — корпус жандармов, попробуй с ним поспорить.

— Вот я и пробую.

— Ну и дурень! Извини за грубость… С Лабазновым полиция спорить не может, а ты начинаешь… Я уж не говорю о том, что теперь он моими нижними чинами уже больше меня командует. Своих-то пока не имеет.

— Знаешь, что я тебе скажу, Афанасий Сосипатрович, я недавно общался с Достаничем. Ему тоже неуютно от присутствия в Одессе Лабазнова с Беусом. Но и он боится идти против них в одиночку.

— Не уяснил, к чему это ты. — По давней привычке показное неразумение Дрымов изображал выпучиванием глаз.

— Всё ты понимаешь, Афанасий, — произнес Горлис с мягкой педагогической интонацией. — Ежели нынешний наш полицмейстер Василевский до сих пор с Достаничем в союз не вошел, так ты это сделай. Ты ж не что-нибудь как, а частный пристав I части города Одессы! Военная полиция да городская — и вместе против Лабазнова, чтобы дать ему окорот. Вы же — оба — сами видеть должны: он от благоволения к нему императора вконец обнаглел.

Дрымов молчал, из аккуратности, как всегда делал в подобных темах, по-рыбьи скользких. Но по его глазам, уже не выпученным, а прищуренным, было видно, что Натанова мысль в душу ему запала.

Тем временем за дверью были слышны мерные шаги. Это коллега Люсьена ходил туда-сюда, показывая, что он и не думает подглядывать или подслушивать у замочной скважины.

— Хорошо, Горлиж, сейчас два моих нижних чина с труповозкой приедут. А мы пока обыск проводить будем. Только вы с цирюльником этим сильно не активничайте. Просто рядом будьте, пояснения давайте — по мере надобности. Это я не из вредства. Вам же лучше будет, если у жандармерии вопросы какие появятся.

— Понял… Спасибо за предупреждение, Афанасий.

Долгий тщательный обыск не принес больших результатов. Лишь две детали показались Натану важными. Картина «Жаворонок на цветке чертополоха» была повешена на гвоздь в стене при помощи веревочки. А та в свою очередь была привязана к двум гвоздикам, прибитым с обратной стороны рамы. Причем привязана к обоим гвоздикам узлом, который Натан уже хорошо знал и даже выучился сам его делать. О сём Горлис не стал рассказывать Дрымову. Долго объяснять и не столь важно.