Куба – любовь моя

На окраине поселка располагался так называемый реабилитационный центр, где жили, работали и лечились инвалиды с нарушением опорно-двигательного аппарат – этакий небольшой комплекс санаторного типа, включающий в себя несколько зданий современной постройки.

Первые дни я, здоровый человек, никак не мог освоиться в той жуткой, непривычной обстановке, окружившей меня. Она напоминала кадры из мультфильма «Тайна третьей планеты», где под ногами и над головами героев снуют непонятно какие существа и разговаривают вполне человеческими голосами. Все эти «помарки» природы и жертвы собственной неосторожности, собранные вместе, сновали на своих колясках, дергались, шаркали, извивались, дружелюбно раскланивались со мной и друг с другом и, казалось, были вполне довольны жизнью. Я не понимал, как можно в таком положении шутить, пить пиво, рассказывать анекдоты и вовсе не торопиться поменять сей скорбный, а для многих из них максимально ограниченный, мир, на тот неизвестный, в который я заглянул три с небольшим месяца тому назад. Но… человек ко всему привыкает. Я тоже быстро освоился и научился воспринимать этих убогих без брезгливости и жалости, как нормальных людей, отбросив в сторону ненужные здесь эмоции. Я научился не заострять внимание на их внешности, которая, особенно с непривычки, могла показаться чудовищной. Я зрил в корень, то бишь общался с ними на некоем духовном уровне. Правда, здесь оказалась одна колоритная пара, с которой я встречаться ну никак не желал. Маленькая девочка лет восьми-девяти со сложенными по-турецки ножками и толстый бородатый папа в очках. Когда он, потея и отдуваясь, прогуливал ее на коляске по территории санатория, я отсиживался дома или в баре за кружкой пива.

По приезде нам дали трехместный просторный номер со всеми удобствами, лоджией и видом на чужую западную природу. Третьим к нам подселили шахматиста из Венгрии доктора Ласло Гулаи, которого мы с Сергеем легко прозвали Гуляшем. Он прибыл один, без сопровождающего, на древней, похожей на броневик и заляпанной всевозможными иностранными наклейками, колымаге. С растрепанной сединой по краям лысого черепа, посверкивающий очками и приветливой улыбкой, он забросал номер всевозможными сумками, сумочками, книжками и бумагами, и начал было знакомиться на смеси русского, английского и немецкого языков, но Сергей, попросив меня достать из его чемодана бутылку «кристалловской» водки, сказал, что так дело не пойдет, что «прописываться надо по-человечески». За бутылкой водки с расплющенной и вывалянной в каком-то войлоке колбасой, которую Гуляш разыскал в одной из сумочек, мы очень мило провели вечер.

На инвалидную коляску Гуляш пересел прямо из детской – церебральный паралич. По образованию – юрист, но уже несколько лет, в связи с венгерской «перестройкой» – безработный. Занимается траволечением, иридодиагностикой и эсперанто. Немного полиглот. Новые русские и чешские слова тщательно записывал в специальный блокнот и заучивал. Находясь в номере, время проводил или за столом, усиленно жуя чего-то, или в туалете, что весьма раздражало Сергея. (Да что он хоть там делает! Ни постирать, как говорится, ни руки помыть!)

Еще в поезде, за бутылкой «Наполеона», Сергей объяснил мне, что все инвалиды на свете делятся на две группы: те, которые могут самостоятельно ходить в туалет, и те, которые не могут без посторонней помощи. Себя он радостно причислил к группе, которая «может». Как вскоре выяснилось, Сергей был не совсем точен. Нет, конечно, при желании он мог бы все сделать самостоятельно, что он, наверное, и делал, живя один в московской однокомнатной квартире, но, поскольку здесь нас было двое, сей технологический процесс был поделен: он сикал в баночку, я из баночки выливал. Сугубо в целях экономии времени. У Сергея была сломана шея, а у «шейников» все органы тела, которые находятся ниже перелома, или работают плохо или не работают совсем. Мочевой пузырь и кишечник у них не работают совсем, поэтому Сергей держал в штанах пластмассовую баночку. Как только баночка заполнялась мочой, поступала команда: «Володь, вылей, пожалуйста». Понятно, если бы Володи не оказалось под руками, пришлось бы выливать мочу самостоятельно. Если в номере – куда ни шло. Доехал до туалета, вылил в унитаз, сполоснул баночку и снова засунул в штаны. Дело сделано. А если, скажем, в ресторане, где мы столовались три раза в день? Целая проблема.