Куба – любовь моя

– Ну и что здесь смешного? – миролюбиво поинтересовался я.

– Как кор… как кор… как коршун… на цыпленка… – Сергей, изогнувшись в три погибели, снова зашелся в приступе хохота. Отсмеявшись, он подрулил к столу, ткнулся головой мне в бедро и, подлизываясь, сказал:

– Вовчик, брось ты это грязное дело, давай лучше по рюмашке хлопнем, как говорится, и – на боковую.

Долго сердиться на Сергея было невозможно.

Раз десять за день я заваривал ему кофе. Более двух глотков из чашки он никогда не делал, но каждый раз обещал допить немного погодя.

– Володь, свари кофе, пожалуйста.

– У тебя вон с прошлого раза стоит почти не тронутая.

– Да? – Он подъезжал к столу, трогал чашку, нюхал ее, тяжело вздыхал и просил снова: «Вовчик, давай горяченького, а эту я после… допью».

До обеда Сергей играл в шахматы. Приблизительно через час после начала партии я относил ему в турнирный зал чашечку кофе, а сам шел бродить по окрестным лесам-заповедникам, где вдоль асфальтированных тропинок стояли какие-то таблички с надписями, наверное, что-то запрещающими, висели указатели со стрелками, а где-нибудь в стороне, подальше, среди прибранного, как покойник, леса, чужие и одинокие, скучали наблюдательные вышки. Эти три-четыре часа свободы были мои – и ничьи больше. Я снимал футболку и брел наугад по редколесью, взбираясь на пологие сопки, проваливаясь вниз до каких-то речек-переплюек и снова взбираясь. Вокруг, не обращая на меня никакого внимания, о чем-то легкомысленно судачили маленькие, меньше воробья, пестренькие птички с коротким толстым клювиком. Я, конечно же, не знал их названия. Над головой трещал дуэт дятлов, а вдалеке, аукая, подманивала к себе одинокая зазывала-кукушка. Иногда прямо из-под ног, расшвыривая прошлогоднюю листву, вылетал рыже-серый заяц-великан и, как бы из-за приличия сделав несколько ленивых скачков, утыкался мордой в траву погуще или кустарник и замирал, выставив симпатичную попку на всеобщее обозрение. Вот, мол, вам, любуйтесь. «Эх, зверье непуганое! У нас бы давно бульниками забросали или кольями забили», – невесело думал я.

Как-то находясь на вершине сопки, на лугу, где с каждым шагом из потревоженной рослой и густой травы, как пересохшая пыль, взмывала туча летающих и прыгающих насекомых, я залюбовался орлиной парой, что торжественно, кругами, набирала высоту. Их неподвижные, как у планера, крылья, распластанные в ширину, будто они хотели обнять всю землю, на фоне пропитанного солнцем неба казались прозрачными, а при крене отливали красным золотом. «Эх, Сергея бы сюда затащить», – подумал я, безнадежно высматривая хоть какую-нибудь протоптанную тропку, ведущую в этот первозданный уголок безсуетности и спокойствия.

Возвращался к обеду, когда партии уже обычно заканчивались. Сергей поджидал меня у ресторана, постукивая сигаретой о край подлокотника коляски, а я издали, по его виду, пытался определить, выиграл он партию или наоборот. Выиграв, Сергей делал вид, что ничего такого не произошло, все в порядке вещей. Как выиграл? Да очень просто. Переиграл и все. Тактически, по плану. Остаток дня был очень возбужден и общителен. Во время обеда в ресторане успевал с кем-то переброситься парой фраз, от кого-то принять поздравления, кому-то рассказать анекдот, а молодых, симпатичных официанток донимал своими армейскими комплиментами.

Гл. 3 Пресс-конференция у Вашека

– Вовчик, что сегодня делать будем? – нетерпеливо теребил он меня. – Пригласим поляков или пойдем в гости к Вашеку?

– Поляки сегодня у хорватов пьют. Ты что, забыл? – с облегчением отвечал я, поскольку пьянствовать с поляками мне представлялось весьма небезопасным. На поляках и надорваться можно. – Придется к Вашеку идти. Мы ему уже несколько дней обещаем.

Вашек представлял из себя небольшое скрюченное существо на коляске, с огромной щекастой головой и маленькими, затейливо переплетенными ножками. В его холостяцкой квартире частенько вечерами собиралась инвалидная братия поболтать и попить вина на фоне омерзительнейшей порнухи, запасы которой были у Вашека на любой вкус. В Чехии к нам с Сергеем вся иностранщина проявляла явно повышенный интерес из-за войны в Чечне и прочих безобразий, творящихся в стране, впрочем, слегка раздутых западной прессой. Поэтому вот уже несколько дней Вашек приглашал нас в гости на своеобразную пресс-конференцию.

В тот раз, когда разговор коснулся Чечни, чехи загалдели между собой, а мы уловили только одно знакомое слово: проблема. Сергей ухватился за это слово и громко сказал:

– Чеченскую проблему я решил у себя на границе двадцать лет тому назад.

Он говорил медленно, почти по складам. Он всегда так разговаривал с иностранцами, громко и медленно.

– Прислали к нам двух солдат-чеченцев. Я был офицером. Понятно говорю?

– Да, да, – радостно закивали чехи. Они уже все внимательно слушали.

– Они стали залупаться. Непонятно? Ну, в бутылку полезли. Опять непонятно? Володь, объясни им, – засмеялся Сергей.

– Не слушались, дерзили, – сказал я.

– Да, да, – снова закивали чехи.