Куба – любовь моя

В дни проигрыша у нас был траур. Мы никуда не ходили, никого к себе не приглашали, а вечеряли дома за бутылкой рома при открытой лоджии с видом на ночную задумчивую природу. Гуляш пить с нами категорически отказывался, ссылаясь на здоровье, да мы особо и не настаивали и болтали вдвоем до поздней ночи. Впрочем, болтал, в основном, один Сергей. Он оказался редчайшим представителем многочисленной группы болтающего человечества. А поскольку я с рождения принадлежал к малочисленной группе слушающих, на наших посиделках устанавливалась полная гармония. Сергей рассказывал большей частью о своей доинвалидной жизни: учебе в военном училище и службе в пограничных войсках. В своих рассказах был уж слишком откровенен и себя не щадил, как будто речь шла вовсе не о нем, а о человеке из другого, затерянного в далеком прошлом, мира – молодом, тренированном, еще не имеющем представление, что где-то делают инвалидные коляски и кому-то они нужны, патологически самоуверенном, честолюбивом, с одинаковой легкостью совершающим как благородные поступки, так и подлости. Слушая Сергеевы истории, я никак не мог отделаться от мысли, что в его лице армия потеряла хорошего профессионала рангом никак не ниже генерала. В силу данного природой таланта и любя служивое дело, Сергей легко вникал в его тонкости, а здоровье позволяло ему работать по двадцать часов в сутки. К тому же он был умным карьеристом и, как хороший шахматист, просчитывал свои действия в этом плане на несколько шагов вперед.

Сергей был хорошим рассказчиком, наверное, поэтому его пограничные истории я слушал весьма заинтересованно. Иногда, правда, мелькало сомнение в их достоверности, но он вдруг вытаскивал на свет Божий такую подробность, деталь, которую, это было очевидно, не выдумать. Запомнился рассказ про дачу ЦК компартии Латвии. Территория этой дачи была расположена в районе пограничной заставы, где шестнадцать лет тому назад служил старший лейтенант Сергей Калашин. Когда туда, обычно на субботу-воскресенье, приезжали отдыхающие, он выделял людей для внешней охраны ее территории. Внутреннюю охрану высокопоставленные деятели привозили с собой.

Как-то ночью, обходя свою территорию, Сергей решил проверить, как охраняется правительственное учреждение. Со стороны границы оно охранялось хорошо. Чтобы проверить секреты с противоположной стороны, Сергей решил не делать крюк и пересечь территорию дачи напрямую. Сам особняк был темен, но из бани, стилизованной под старинную деревянную избу, из-под зашторенных окон пробивался свет. Сергей свернул к бане. У него как раз кончились спички, и он захотел поболтать-покурить с местными охранниками. Обойдя баню два раза кругом и никого не обнаружив, Сергей прислушался. Из помещения доносились латвийская речь и звуки, от которых его сердце вдруг жутко забилось, став невесомым. Он еще раз обошел баню, внимательно прослушивая окружающую местность и, утонув в лунной тени, приник к одному из замаскированных изнутри шторами окон.

Сергей подробно описывал мне стол с остатками царской трапезы, голых развратных самок и пузатых мужиков, трахающих этих самок во все дыры, обливающих их шампанским, слизывающих это шампанское с их голых задниц, гогочущих и запивающих все это безобразие коньяком. Он описывал мне, как чуть не заплакал от обиды, увидев, кого он охранял со своими орлами по личному устному распоряжению главного идеолога из политуправления полковника Иванова. Как на мгновение ему, двадцатипятилетнему парню, показалось, что эта гавкающая не по-русски сволочь – вражеские захватчики, оккупанты, а не работники республиканского ЦК.

Когда шок от уведенного прошел, и Сергей был в состоянии реально оценить обстановку, он понял, что попадись здесь кому-нибудь – и ему хана. Во всяком случае, карьере-то уж точно. Он оглянулся, прислушался и автоматически левой рукой проверил автомат на плече. Автомата не было. Он успел было подумать, что это кошмарный сон, но вдруг ощутил автомат в правой руке, причем, снятый с предохранителя. Он даже не помнил, как в беспамятстве сорвал его с плеча – настолько был потрясен увиденным. Чуть не по-пластунски Сергей выбрался с территории дачи. Остаток ночи так и не уснул, а утром объявил учебную тревогу и жестоко отыгрался на личном составе. Он так и сказал: жестоко отыгрался, чтобы разрядиться, сорвать зло и в дальнейшем не наделать глупостей.

Гл. 5 Тонкости инвалидной жизни

После случившегося со мной сердечного приступа я стал немного философом-мистиком. «Почему господь Бог так радикально перекроил Сергееву судьбу? Кого он спасал? Общество от Сергея или Сергея от самого себя? – думал я, слушая его байки. – Какова здесь логика и есть ли она вообще? Или все это чушь и дело лишь в слепом случае?» Ответа я не знал.