Кубанское казачество и его атаманы

«Когда голодный волк и хищный горец выползают из своих нор на ночной промысел, в то время значительная часть спешенных казаков выходят из поста на обе его стороны и украдкою, вместе с тенями в ночи, залегают берег в опасных местах по два, по три человека вместе. В то же время расставленные по пикетам казаки покидают свои дневные притоны и также располагаются по берегу живыми тенетами (сетями. – Прим. ред.) для ночного хищника. Это “залога”… залог спокойствия и безопасности страны. Казаки, остающиеся на посту, держат коней в седле и находятся в готовности, по первому известию, или по первому выстрелу залоги, далеко слышному в ночной тиши, скакать к обеспокоенному месту кратчайшим путем, не разбирая, где куст, где рытвина, чтобы поспеть на зов тревоги прежде, чем “бояре мед попьют”… Между тем отряжаются с постов, с вечера, в полночь и на рассвете, разъезды, составом в два, в три человека каждый. При ожидаемом по слухам или по приметам нападении разъезды повторяются до шести раз в продолжении ночи, но никогда не бывают они сильного состава. Разъезды проходят прибрежными тропинками – “стежками”, или проложенными и им только известными, соблюдая наивозможную чуткость и осторожность и перекликаясь с залогою загодя условленным, отрывистым свистом, либо глухим, счетным стуком шашки о стремя. Проезжая по Кубани поздно вечером (конечно, по казенной надобности) и тревожно присматриваясь к мелькающим мимо вас в темноте кустам, – не выскочил бы из них головорез шапсуг, – вы не видите разъезда, а он вас видит… Заметив, как беспокойно вы оглядываетесь то на ту, то на другую сторону, разъездной моргнул усом и думает про себя: не беспокойтесь, ваше благородие, езжайте себе, глаза зажмуря: ведь мы не спим. Да, еще вы были версты за две, как он остановил коня, насторожил ухо и настроил глаз. И когда вы пронеслись мимо его и вновь умчались в темную даль, он все еще прислушивается к печальному звяканью колокольчика, не прервется ли оно вдруг… и добродушно провожает вас пожеланием, чтоб ваш поздний ужин не остался кому другому на завтрак»[3].

Особенно учащенными разъезды становились в зимнее время, когда мороз сковывал воды. В эту пору, когда Черномория была открыта для набегов горцев более, чем когда-либо, черкесы могли свободно переходить не только Кубань, но и болота, плавни, лиманы, при других условиях совершенно непроходимые. По мере того как увеличивалась опасность, усиливался и состав пограничной линейной стражи. К очередным присоединялись льготные казаки. Патрули разъезжали днем и ночью, везде усиливались «залоги», всюду возрастала бдительность. Часто в случае ожидаемых набегов черкесов под ружье становились все казаки, не исключая и так называемых «внутренно-служащих». Тогда линия принимала вполне боевой характер. Казаки еле помещались в своих убогих укреплениях. Помимо постов, военные отряды и команды располагались биваком просто под открытым небом. Охрана линии становилась особенно тяжелой и утомительной. Напряжение росло под непрерывными тревогами, производившимися горцами, и часто разрешалось не единичными, а десятками хотя мелких, но кровавых катастроф.