Кубанское казачество и его атаманы

Среди такой обстановки и казаки, и черкесы употребляли всевозможные уловки и ухищрения, чтобы подсидеть друг друга, и давали в то же время бесчисленные примеры такой привычки к опасностям, которая со стороны кажется просто невероятной. Казачьей залоге черкес противопоставлял свой надзор. В темную ночь, прокрадываясь к сторожевой линии, он чутко прислушивался ко всему, стараясь открыть или угадать место залоги. Чуть казак оплошал – кашлянул, заговорил, засмеялся или зажег трубку, – черкес по звуку, по мелькнувшему огоньку пускал пулю и часто наказывал виновных в неосторожности и беспечности. Отыскавши ту тропинку, по которой ночью должны были проезжать казачьи разъезды, черкесы устраивали засаду, заседая обыкновенно в трех различных местах по обе стороны тропинки. «Средняя засада, перекинув чрез стежку аркан либо лозу дикого виноградника, устраивала таким образом барьер в грудь коню от поверхности земли. С какой стороны разъезд ни следовал бы, крайняя засада пропускала его и вслед затем, гикнув ему в тыл, нагоняла его на барьер, где конь и всадник падали и делались добычей средней засады». Но и казаки в свою очередь знали, как избежать опасности или быть при подобных обстоятельствах. Разъездные обыкновенно всегда тянулись гуськом и на значительном расстоянии, лишь бы не потерять из виду друг друга. Пробираясь тихо поодиночке, казаки таким образом в случае беды не давались сразу все в обман и могли выручить того из товарищей, которому суждено было послужить жертвой черкесских козней. Кроме того, «бывалый казак, как только услышит подирающий по коже гик позади себя, вмиг смекнет, что неприятель хитрит, козни строит, – и потому устремит он своего коня не прямо, вперед себя, а вбок. Пробился конь чрез “хмеречу” (чащу) и чрез болото, исполать ему: он добрый конь, настоящий казацкий конь – ни продать, ни подарить его; а застрял, так долой с него – там он и оставайся, хоть бы пешему как-нибудь добраться до поста». Часто, однако, черкесы предпочитали проказам с «залогами» и «разъездами» ловкий проход между теми и другими чрез границу с целью поживы казачьим добром. А казак с своей стороны нередко забывал, что находился в залоге или разъезде, и дозволял себе вольности, обескураживавшие черкеса. Вместо того чтобы прятаться от черкеса, он лез ему на вид, заставляя тем видеть козни, которых следовало черкесу избежать. «Вы не поверите, – рассказывал нам старый боевой черноморский офицер, – до чего свыкались с опасностями на кордонной службе наши черноморцы. Бывало, отправятся на залогу и вместо того, чтобы сидеть смирно, закурят трубки и заведут разговоры между собою, сначала шепотом, а потом вслух, а там разойдутся – и хохотать начнут. Не раз случалось накрывать виновных на месте преступления. Едешь с разъездом – глядь – впереди тебя искры блещут. “Кто тут, спрашиваешь конвойных казаков, – должен быть в залоге?” – “Та, мабуть, ото, скаженный (сумасшедший) Хаблак люльки захотив покурить”, – получаешь в ответ. Зло возьмет. Подъедешь к виновному, чешешь его, чешешь нагайкою по спине… и вот вам Бог свидетель: казак, бывало, боится нагайки командира больше, чем винтовки черкеса».