Вначале несколько общих замечаний. Я уже рассказывал, но это важно запомнить: в Соединенных Штатах неприлично и даже опасно быть «лузером» — тем, кто проигрывает, — но, с другой стороны, необходимо быть «джойнером» — тем, кто к чему-нибудь принадлежит. Клуб, компания, общество, куда тебя приглашают, дом, в котором ты живешь, или квартал, где стоит твой особняк, — все это имеет огромное, часто решающее значение. Так же, как и приемы, на которые тебя приглашают. Несколько лет назад в Нью-Йорке состоялся один из приемов наивысшего ранга — такие даются не каждый год, тем легче найти упоминание о них «в анналах» и восстановить необходимые эпизоды.
Прием был дан маркизой де Кева в честь внучки генерала Франко — Марии дель Кармен Мартинес-Бордю. Для этой цели маркиза арендовала пригородный ресторан «Николай и Александра», оборудованный в русском стиле — с самоварами по углам и самодержцами на стенах. Американских официантов, одетых, согласно стилю, в косоворотки и сапоги бутылками, заменили американские же фрачные джентльмены; все это было не случайно, ибо гости оказались как на подбор, таких сапогами не сразишь. Пожаловали на прием Рокфеллеры, была жена Генри Форда и настоящий, живой астронавт в штатском. Были княгиня Зинаида Волконская (да-да, из тех самых), доктор Кристиан Барнард и не менее дюжины кинозвезд во главе с Элизабет Тейлор. Был Фрэнк Синатра и мадам (еще не вдова) Жаклин Аристотель Сократ Онассис (как ехидничали репортеры, только Платона недоставало в имени потускневшей Жаклин Бувье, в предыдущем браке — Кеннеди). Было на приеме и некоторое количество дипломатов, среди них — для разнообразия — и несколько черных. Тут-то княгиня Волконская подошла к послу одной африканской державы, человеку, поучившемуся в Сорбонне и пожившему во многих столицах, и замялась, покачивая тонкой ликерной рюмочкой. Дипломат, достаточно воспитанный и повидавший немало, немедленно повернулся к даме. «Простите, — спросила княгиня, — были ли ваши предки людоедами?» По-английски княгиня говорила с некоторым акцентом, и, выяснив, что ей легче общаться на французском, африканский посол вежливо улыбнулся и сообщил ей по-французски, что конечно же, мои шер княгиня, все предки до одного были людоедами. «Вы себе представьте, — заметил посол, одернув фрак, — что мой дедушка ужасно любил покушать человеческие почечки». — «А вы как?» — похлопала ресничками княгиня. «Редко, — ответствовал посол. — Вышло из моды. Разве что так иногда погрызу косточку-другую, но люблю, чтобы с мясцом чуть-чуть, и к этому обязательно надо ворчестерширский перечный соус». Внучка генерала Франко вмешалась в разговор и спросила, не шутят ли уважаемые гости. «Ах, что вы, — взмахнул рукой дипломат, — какие же, простите, могут быть шутки…»
В анналах нью-йоркской светской хроники этот случай сохранился как милая чепуха, и никто не подумал, что люди, в умственном отношении находящиеся на одном уровне со своими бальными туфельками, вовсе не заслуживают того, чтобы их неграмотность привлекала чье-то внимание. Американцы порой относятся к собственному и к чужому незнанию кокетливо, словно к некоей достойной черте богатейших своих натур; стесняться ее, мол, нечего — вот мы такие.
Суммируя свои впечатления, могу сказать, что, как правило, американцы к собственным недостаткам вообще относятся очень своеобразно — уж что-что, а комплекс неполноценности им не грозит. Многие мои американские друзья ощущали за собой право критиковать всех на свете, но смертельно обижались, едва в их присутствии начинали критиковать Соединенные Штаты.
Вьетнамская война, уотергейтский скандал значительно усилили критицизм в Америке, но по-прежнему мне встречалось немало людей, считавших, что не принимать Соединенные Штаты хоть в чем-то может лишь моральный урод или платный агент враждебной державы. На бамперах некоторых автомобилей виднеются плакатики со звездно-полосатым флажком и лозунгом: «Люби Америку или убирайся!» Все это бывает похоже на церковный католический брак без разводов и семейных дискуссий — и страшновато. Потому что с таких вот развеселых подробностей и начинается шовинизм: потому что нельзя любить Америку, не любя другие страны и не желая о них знать; потому что Соединенные Штаты должны задуматься, как же это они, пославшие две станции «Викинг» для выяснения, есть ли жизнь на Марсе, все никак не поинтересуются жизнью во многих регионах Земли. То состояние, которое теоретики нарекли сегодня в Соединенных Штатах «моральным кризисом», во многом и связано с внезапным кризисом веры в страну и — вторжением мира в столь долго пребывавшую в добровольной самоизоляции американскую среду; так люди, пострадавшие от наводнения, начинают размышлять о том, почему прорвало плотину…