Кубатура яйца

«Вы странный человек и максималист, — сказал мне один из главных архитекторов сообщества Франка Ллойда Райта египтянин Камал Амин. — Я вот закончил архитектурную школу в Каире, в 1951 году приехал в Америку, женился и с тех пор живу здесь. Делаю проекты для разных стран, в том числе для Египта, много езжу, много работаю, но хоть бы раз у меня спросили о пирамидах или о том, как сегодня мой народ — не всегда успешно — пытается спастись от голода и беды. Ни разу. Я знаю, что вы вглядываетесь в Америку с интересом и симпатией, переводили многих американских поэтов на свой язык, — здесь же этих поэтов не знают. Здесь, в Талиесине, мы проектируем дома. Где-то еще, может быть, в десяти или в ста милях отсюда, изучают поэзию, но ничего не знают о Райте и всех прочих архитекторах на свете. Еще где-то — дальше на запад, в Калифорнии, — строят ракеты, чтобы разрушать дома, а в соседней Неваде испытывают под землей ядерные заряды. Уверяю вас, что там люди не знают о нас с вами и совсем не желают знать. Это страна одиноких профессионалов; помните, как в восточной притче — один слепой держал слона за хобот и говорил, что слон похож на трубу, другой трогал ногу слона и считал, что слон похож на большую тумбу, а третий держал слоновий хвостик и кричал, что слон похож на веревку. Здесь все считают, что мир похож на Америку, а где не похож, так это трагическое недоразумение. Смиритесь с этим…»

Камал Амин вытянул ноги вдоль тигровой шкуры, расстеленной у него на полу, и вздохнул. «Вот эта шкура из Индии, — сказал он. — Я купил ее там за большие деньги, потому что тигров становится все меньше — вот-вот добьют. Думаете, хоть один из моих коллег заинтересовался судьбой тигров? Все допытывались, почем шкура, и каждый хочет иметь такую же. Вот и все».

…Когда-то Франк Ллойд Райт составил проект дома высотой в одну милю. Этот 528-этажный дом так и назывался: «Высотой в милю». Вместо лифтов в здании должна была действовать вертикальная железная дорога, сочиненная архитектором, а ядерный реактор снабжал бы дом электроэнергией. В доме планировалось оборудовать гараж на пятнадцать тысяч автомобилей и посадочные площадки для ста пятидесяти вертолетов. Райт называл дом «высоким городом будущего» и пытался представить себе несколько десятков тысяч людей, работающих, живущих, рождающихся и умирающих в нем. Естественно, что дом не был выстроен — не только потому, что никто еще не умеет строить такие дома. Просто немало американцев живет сегодня в собственных домиках, и я, кстати, вовсе не считаю, что это плохо. Архитектура всегда капитулировала перед образом жизни; мне кажется опасным другое — что домики стоят очень далеко друг от друга, порой не докричишься. Люди как-то очень легко и быстро привыкли к мысли о безграничии своей планеты, о том, что ее континенты тоже безграничны, а жизнь на Земле вечна. Мы не всегда решаемся вплотную подпустить к себе мысль о том, что впервые за свою историю земной шар готов уже покончить с собой, нафаршированный ядерной и всякой другой взрывчаткой. Люди обязаны вплотную вглядываться друг в друга, видеть друг друга, слышать: это не от скуки уже, это — чтобы жить. И когда странные ночные птицы американской пустыни орали у меня под окном, как полоумные, я подумал, что, возможно, они непременно хотят передать что-то очень важное русским, украинским или грузинским пернатым, да я их не понимаю. Возможно, и столбообразный кактус хотел что-то передать моим каштанам и соснам, да я ведь тоже не понимаю — ни сосен, ни каштанов, ни кактусов.

Главные на свете проблемы все более всеобщи. Но слишком уж часто люди, интересующиеся политикой, должны быть в Америке или профессионалами, или смириться с репутацией чужаков. Все же взаимопонимание народов — самая важная из возможных политик; я прислушиваюсь к тем американцам, которые напряженно интересуются нашей жизнью, и вспоминаю слова Эрнеста Хемингуэя, однажды посланные им в Советский Союз: «Простите, что я заговорил о политике: стоит только мне заговорить о политике, меня считают за дурака. Но я знаю, никто не препятствует дружбе наших двух стран…»

Этим и закончу главу.

Жизнь в пустыне (I)

Я решил разделить эту главу надвое. Путь через пустыни Невады и Аризоны был долог, а все увиденное в пути было неоднозначным. Черная лента шоссе, врезанная в пейзаж, очеловечивала его, напоминала о том, что прошли здесь многие люди — очень разные и в разные времена. Дорога раскручивалась у меня под колесами, как рулон кинопленки, — казалось, вложи ее в проектор и такое увидишь…

Глава эта разделена на две части, потому что даже на пути сквозь пустыню я встречал так много самых несхожих между собой проявлений тамошней жизни, что хочу написать хотя бы о нескольких из них. Я не люблю город Лас-Вегас и попробую объяснить, почему именно. Большинство американцев, которых я знаю, бывали в Лас-Вегасе, но тоже его не любят, хоть он неизменно популярен, такой звенящий и светящийся…